библиотеку, если сам – жертва Маб?

– Я могу пообещать, что моя мать предоставит тебе неограниченный доступ в библиотеку в мое отсутствие, детка. Она будет относиться к тебе как к собственному ребенку, потому что, будучи моей половиной, ты будешь самым близким для нее существом, – сказал он, и голос его понизился, когда в нем зазвучала печаль.

Я шагнула к нему и уткнулась в грудь. Мне хотелось сказать ему что-нибудь утешительное, что могло бы прогнать печаль.

– Я не хочу быть там без тебя, – ограничилась я таким признанием. На самом деле без него я не хотела быть вообще нигде.

– И я не хочу существовать без тебя, – ответил он мне.

Я вздохнула, вдыхая его запах, задаваясь вопросом, действительно ли могу надеяться на то, чтобы отсрочить неизбежное, и если да, то на сколько. Он знал, что я чувствую, знал, как сильно его душа мучает мою.

– Если ты бросишь вызов Маб, что произойдет? – спросила я, чувствуя, как напряглось в этот момент его тело.

– Я не могу этого сделать, пока мы не закольцуем связь, – сказал он, обнимая меня.

Калдрис не смотрел мне в лицо, зная меня достаточно хорошо, чтобы понять: я не могу смотреть ему в глаза во время этого разговора.

– Знаю, – просто сказала я.

– Сначала я постараюсь сбросить оковы, которые она на меня наложила, и, если мне удастся вырваться на свободу, я смогу бросить ей вызов, чтобы побороться за трон двора Теней.

– А бросишь ли? – спросила я, склонив голову набок.

Я не знала, на что мне следует надеяться, если буду стремиться к мирной жизни, спрятавшись во дворе Зимы. Я хотела мира, но не была уверена, что смогу бросить других, оставив их жить в страданиях. Как этот мир бросил меня в трудную минуту, закрывая глаза на то, как Байрон мучил меня, когда я была совсем юной.

– Для тебя я сделаю все, мин астерен. Если ты захочешь, чтобы я обрел свободу и потом отправился с тобой на край света, я сделаю это. Если ты захочешь, чтобы я взял тебя с собой, чтобы исследовать какой-нибудь из запретных миров, мы отправимся туда, и нам больше никогда не придется беспокоиться о Маб.

– Хорошо сказал. И ни слова о том, чего же хочешь ты, – заметила я, и от смеха у меня затряслась грудь.

– Я хочу освободить Альвхейм из когтей Маб. Не думаю, что кто-то другой сможет это сделать. На протяжении бесчисленных веков никто не смог, и мне было бы трудно оставить мой народ страдать от ее рук, – признался он, и я почувствовала, как слова рвутся у него из горла.

Он не хотел, чтобы я ощущала себя будто в ловушке только потому, что хотел помочь своему народу.

– Я не смогу смириться с собой, если мы просто уйдем, – ответила я, поднимая на него глаза, и сглотнула, выдерживая взгляд его ярко-голубых глаз.

– Что это значит, звезда моя? – спросил он, касаясь рукой моей шеи.

Я кивнула, пытаясь усилить чувства решимости и любви, которые перетекали к нему по связи. Мне нужно было, чтобы он знал, что слова, которые я собиралась сейчас произнести, я произнесу отчасти из-за желания исправить совершенные ошибки и что это решение было принято не без любви в моем сердце.

– Я согласна закольцевать нашу связь.

24

Каменные туннели, казалось, давили на меня сильнее, чем обычно, когда мы направились к общей зоне в главной пещере. Я не знала, разрешат ли членам Сопротивления выйти туда, но шум, доносившийся из конца туннеля, означал, что там собралось гораздо больше народа, а не только представители Дикой Охоты.

Я проглотила страх и дрожь перед неминуемой встречей с членами Сопротивления и, сдвинув кандалы на запястья, сложила руки на груди. Оковы натирали мне кожу, цепь звенела, и этот звон эхом отражался от стен туннеля. Калдрис повернулся, чтобы посмотреть на меня. Потом перевел взгляд на кандалы, глядя на них со всей ненавистью, которую, я точно знала, он испытывал из-за того, что со мной нужно обращаться как с пленницей.

Несколько дней я упрашивала его снять их. Меченые все равно уже ненавидели меня. Они ясно дали это понять. Трудно было представить, что их презрение и ненависть ко мне и моей половине станут еще больше – больше было просто некуда. Взгляд у него потемнел, как будто он уже был готов сорвать с меня оковы. После того как я согласилась принять связь, быть закованной казалось еще хуже.

Теперь я была не пленницей, а его половиной – парой, и мы вместе обретем свободу, как только освободим его от ига злобной королевы. Было странно обнаружить себя в центре этого конфликта, чувствовать, что я несу полную ответственность за грядущие смерти, но при этом знать, что, с другой стороны, я смогу способствовать наступлению мира.

Во всяком случае, если проживу достаточно долго.

Единственное, что я знала и что имело для меня значение, – это то, что в конце концов мы с Калдрисом будем жить вместе. Будем сражаться вместе. И умрем вместе. В этом было утешение. Некая константа в океане неизвестности.

Мы вошли в главную пещеру. В воздухе повисла тишина, когда все взгляды обратились на нас. Холт расправил плечи, положив руку на рукоять меча, готовясь к любому развитию событий. Скай, женщина, которая накормила нас в тот день, когда мы появились здесь в первый раз, поймала мой взгляд, потрясенно охнула и осталась стоять с открытым ртом. Калдрис напрягся, стоя рядом, когда она поспешила ко мне и взяла мои руки в свои с нежностью, от которой у меня сжалось сердце.

– Эстрелла, – сказала она, и ее глаза наполнились слезами, когда она заглянула мне за спину. – А где же остальные? Где Мелиан? Дункан?

На глаза у меня набежала влага, в носу зажгло. Я могла только стоять и печально качать головой.

– Стража Тумана… – выдавила я и замолчала.

Не было нужды заканчивать это предложение, поскольку ее глаза закрылись. Она медленно покачала головой, тяжело вздохнув.

– Тогда все действительно потеряно, – сказала она, а когда открыла глаза, обратила свое внимание на Калдриса.

Она смотрела в его голубые глаза со всей ненавистью, которую любой из них наверняка испытывал к фейри, но когда ее взгляд скользнул по чертам его лица и переместился на мечи, привязанные у него за спиной, у нее из груди вырвался судорожный вздох.

– Кэлум? – спросила она, отступая на шаг.

Она покачала головой, прижав ко рту руку. Ее взгляд упал на совпадающие метки у нас на коже и на то, как они, казалось, двигались в унисон. Калдрис не сделал ни одной попытки, чтобы применить свои чары и скрыть сходство. Они пульсировали как одно целое, связывая нас, как бы далеко мы ни находились