не входит продолжать отношения после сегодняшнего дня, – сказала я, переключая внимание мужчины с Калдриса на себя.

С Кэлума… Чем больше я тянулась к нему с открытым сердцем, тем больше мне хотелось отделить человека, которого я любила, от легенды, которая управляла мертвыми. Хотя бы только в собственном разуме.

– Вы силой забираете членов нашей семьи из нашего общего дома. Поэтому расстаться с вами нам придется только врагами – врагами навсегда, – сказал мужчина, и что-то в его взгляде заставило меня встревожиться, когда он повернулся лицом к кандалам у меня на запястьях. – Они заковали тебя в кандалы. Почему же ты по доброй воле стоишь рядом с тем, кто обращается с тобой как с пленницей? Как такое возможно?

– Потому что, хоть я и закована, он предложил мне больше свободы, чем любой из людей в моем прошлом, – ответила я, приподняв бровь.

Даже если Мелиан и обещала мне жизнь, в которой я могла бы свободно выбирать, я бы все равно оказалась в ловушке в стенах Сопротивления.

Свобода воли появилась в клетке Нотрека.

Кэлум сделает все, что в его силах, чтобы обеспечить мне полную свободу в Альвхейме, чтобы я могла бывать везде, где мне хочется. В мире людей я бы никогда не смогла обрести такую свободу.

Моя половина кашлянула, привлекая к себе внимание мужчины, который испуганно повернулся.

– Где ведьма? – спросил Калдрис, глядя поверх головы мужчины в поисках потрясающей женщины с волосами, сияющими, как лунный свет.

– Я здесь, Калдрис, – сказала она, отделившись от группы людей с меткой фейри, которые окружали ее.

Она сцепила руки перед собой и, низко опустив голову, двинулась сквозь расступившуюся перед ней толпу. Из уважения или ненависти, сказать я не могла. Но эмоции, которые комом застряли у меня в горле, когда до меня дошла правда, должно быть, были лишь намеком на предательство, которое они чувствовали.

– Значит, ты все время знала, кто он такой? – спросила я, когда она наконец остановилась перед нами, и ее взгляд – взгляд лунной ночи – обратился на меня. Она внимательно изучала меня.

– Да, – согласилась она, задумчиво кивая. – Мы встречались раньше, очень давно. Лунные Ведьмы близки с его матерью Твайлой, поскольку она – богиня Луны.

Она протянула руку, коснулась своими пальцами моих и подняла их вверх, чтобы рассмотреть тьму, окрасившую мне кожу. Глаза у нее были черными, в них мерцали звезды, как будто она погрузила лицо в ночное небо и сумела удержать его на себе. И эта тьма была слишком похожа на тьму у меня на пальцах, только звезды моей тьмы были не такими яркими, как будто той ночью, когда я коснулась неба, на нем преобладали тени.

– Что это? – спросила она, переворачивая мою руку в своей, не выпуская ее.

– Мы точно не знаем. Наверное, было что-то такое в моем роду…

– Ты – дитя тьмы. Что или кто бы ни был у тебя в роду, он или она наверняка связаны с магией тьмы, потому у тебя и появилась эта метка. Твоя половина знает об этом, – сказала она, бросив на него взгляд, словно одним взглядом могла заставить его кануть в небытие.

– Да-а, – сказал он, растягивая слово, как будто оно само по себе было признанием. – Но это может быть любое существо.

– Возможно. Да и метки могут не совпадать. У двух братьев или сестер из одного и того же рода проявления могут быть совершенно разными. Это только один из симптомов, – сказала она, отпуская мою руку. – Ты искал меня. Зачем?

– Когда мы говорили в прошлый раз, ты подтвердила, что после создания Завесы сюда доставили дочь Маб. Я должен забрать ее с собой в Альвхейм, – сказал Калдрис, и Имельда зажмурилась.

– А если я не в состоянии дать тебе информацию, которую ты ищешь? – спросила она, пальцы рук у нее на боках начали подергиваться.

Я почти чувствовала, как пульсирует ее сила, когда она осторожно двигает руками, рисуя тонкий узор на бедре.

Потянувшись к ней, я остановила ее руки, которые, казалось, выполняли нечто, что для меня выглядело как начало какого-то заклинания – для защиты или нападения, в этом я не была уверена. Но она взглянула на мою руку, которая удерживала ее, повернула голову в сторону и нахмурилась, пока изучала меня.

– Я спалю остатки Сопротивления дотла, чтобы найти ее. Приказ исходит от самой Маб, и ты не хуже других знаешь, что я обязан его выполнить. Чего бы это ни стоило, Имельда, – объяснил Калдрис, заставив Имельду вздохнуть.

Она кивнула, когда я отпустила ее, и повернулась, оглядываясь через плечо.

– Фэллон, – позвала она к себе девушку.

Я узнала ее. Мы встречались с ней в общей пещере в ту самую первую ночь, когда только прибыли в туннели. Да и потом я время от времени видела ее мельком, пока мы жили здесь. Она была на несколько лет старше меня. Волосы были заплетены в две косы с одной стороны и змеились от лица и дальше по голове, обнажая глубокую линию единственного шрама, который начинался в центре лба и пересекал ее бровь. Затем снова появлялся на щеке, растворяясь в линии подбородка. У нее были широко расставленные карие глаза, намного темнее ее бледной кожи. Имельда положила руку на плечи девушки, слегка подтолкнув ее вперед, перед собой.

– Это она? – спросил Калдрис, склонив голову набок и изучая ее, возможно, пытаясь найти в ней намек на родословную своей мучительницы.

Я не очень понимала, каким образом родословная может быть связана с реинкарнацией. Как кто-то все еще может быть дочерью Маб после столетий жизни, и смерти, и возрождения у новых родителей. Такая сила должна была как-то запечатлеться в наших душах, каким-то образом пройти через нашу жизнь.

– Не знаю, – призналась Имельда, крепче сжимая плечи Фэллон.

Губы девушки напряженно сжались, она нахмурила лоб. Какой бы правдой ни собиралась поделиться Имельда, Фэллон об этом не знала.

– Что значит, не знаешь? – спросил Калдрис, и в голосе у него сквозило раздражение, пока он изучал ведьму.

– Тогда детей было двое. Две девочки. Их принесли нам для защиты в ночь создания Завесы. Фэллон – одна из них, и она вполне может быть той дочерью, которую вы ищете, – признала Имельда, понурив голову.

Калдрис замер рядом со мной, его тело напряглось от слов, сказанных Имельдой. Я же знала только то, что он считал, что дочь Маб действительно находится в рядах Сопротивления. И это было единственной причиной его обмана и проникновения в их ряды. Что еще могло так интересовать ведьм, кроме дочери Маб?

– Двое детей? – спросил он, склонив голову набок, обдумывая ее слова.

Наступила тишина, в которой его потрясение стало еще более очевидным.

Прочистив горло, я перебила его:

– Откуда ты знаешь? Это было