него подстраиваться!» Смелые мысли побуждали к действиям. Александра скользнула к выходу из камеры и углубилась в узкий каменный лаз…

Когда она добралась до Большой галереи, где можно было наконец встать в полный рост и немного передохнуть, обернулась. Онуфриенко не было видно. Впереди тоже никого. Вниз по деревянному настилу идти было легче. Никто не дышал в затылок, лишая возможности приостановиться и передохнуть. Она постояла перед уже знакомым узким проходом, который еще предстояло пройти, чтобы выбраться на волю, на минутку присела на деревянный настил, прикрыла глаза, чтобы набраться сил, а потом, сделав несколько глубоких вдохов, решительно шагнула вперед.

«Невозможно распрямиться, невозможно вдохнуть полной грудью, невозможно вернуться, – полезли в голову тоскливые мысли. – Нет. Не так. Надо убрать частицу „не“. Возможно дышать, возможно идти вперед, возможно выйти на свежий воздух», – внушала она себе до тех пор, пока впереди не забрезжил дневной свет. А потом вдруг погас. Огромный человек перегородил узкий проход.

«Немец. Толстый и потный. Погибель третья», – поняла она. Виски сдавило, сердце заколотилось, в ушах зазвенело, на лбу выступила испарина, голова закружилась…

– А-а, вот вы где! Не пролезаете обратно? – раздался за спиной веселый голос. – Поняли теперь, почему нельзя еду с собой брать? Представьте, если бы взяли и, не дай бог, поели? Помните историю про Винни-Пуха? Как ему говорил Кролик? «Теперь будешь сидеть, пока не похудеешь».

Она отчаянно рванулась вперед. Раскрасневшийся немец испуганно втянул пивной живот и вжался в стену, позволив ей неведомым образом оказаться за его спиной. Выскочив наружу к свету, она вдохнула полной грудью.

«Солнце! Воздух! Жизнь прекрасна! Словно снова родилась!» Мысли сами собой слагались в восторженные стихотворные формы.

– Как вы, Александра? – поинтересовался степенно вышедший следом Онуфриенко.

– Чуть не умерла в вашем каменном мешке, но сейчас, кажется, оживаю! – ответила она, обмахиваясь руками.

– Вот видите, чтобы вновь родиться, надо сначала умереть, – изрек он очередной афоризм, протягивая бутылочку с питьевой водой.

– И как себя теперь чувствуете? – участливо поинтересовался, дождавшись, пока вновь родившаяся попила и обтерла лицо смоченной ладонью.

– Спросите лучше, кем?

– И кем же?

– Голодным сперматозоидом, прорвавшимся к…

– Какой у вас образный язык, Александра! – восхитился Онуфриенко. – Как у врача-гинеколога.

– Это от голода. Фантомный завтрак поразил клетки головного мозга миражом.

– Прозрением, – наставительно поправил Онуфриенко.

– Купите скарабея! – на ломаном английском прервал их разговор подбежавший торговец сувенирной продукции, протягивая перемазанного свежей «пылью тысячелетий» каменного жука. – Из самой древней гробницы. Всего сто долларов, – глянул привычно лукавыми глазами.

Онуфриенко отмахнулся.

– Вас, Александра, великая Исида наградила прозрением, – многозначительно сказал Онуфриенко.

– Возьмите, возьмите, господин, хоть за доллар, – канючил продавец древностей. – Ну хоть за полдоллара.

– Эмши! – отмахнулся Онуфриенко.

Араб тут же со всех ног бросился к очередной перспективной группе японских туристов, высыпавших из автобуса.

– Так вот, – продолжил Онуфриенко, – вы на самом деле совершенно точно употребили слово «сперматозоид»! Ведь пирамида с бенбеном наверху, направленная острием вверх, – фаллический символ. Она символизирует мужское начало.

– А все, что острием вниз, естественно, символизирует женское, – скептически добавила Александра и, с удивлением заметив внезапный восторг в глазах проводника, поняла, что опять попала в самое яблочко.

– Браво, Александра! Именно так! – Онуфриенко разве что не захлопал в ладоши. – Именно в этом сакральное предназначение пирамиды! Смерть царя приводила к двум особенным ритуальным церемониям: похоронам и звездному воскрешению фараона, хотя мне больше нравится слово «царь», и одновременно к звездному рождению и коронации наследника. Умерший Хор-фараон, превращался в ожившего Осириса и уходил в созвездие Ориона, а новый Хор-царь рождался и короновался в качестве сына Осириса. А Исида-Сириус была звездной женой и сестрой умершего фараона-Осириса и астральной матерью нового живого царя-Хора. И все эти церемонии происходили в «Светочах»! – поспешил закончить он, заметив, что Александра с трудом улавливает строение генеалогического древа звездных и земных родственников древнеегипетских правящих династий.

– Как интересно! – все же подбодрила она Онуфриенко. – Только так ужасно есть хочется, что мысли путаются.

* * *

Душ Александра приняла с удовольствием. Хотя ей и не нравились общие ванные. Замотав голову полотенцем и надев махровый халат, прошмыгнула через холл в комнату.

Онуфриенко, уже переодевшийся в привычную многообещающую майку, сидел у стола, накрытого развернутым чертежом и, близоруко щурясь, читал надпись на маленькой баночке с лекарством.

– Плохо себя чувствуете? – Александра сняла полотенце и встряхнула волосами.

– Меня вообще-то Саша зовут! – дружелюбно сообщил тот, высыпая на ладонь из баночки с десяток желтеньких таблеток и бросая их в рот.

– Заболели, Саша? – Она бросила полотенце на кровать. – Или решили покончить с собой, чтобы меня не кормить? От такого количества таблеток, знаете ли…

– Ерунда. Это витамины. Хуже не будет! – Он закрутил баночку и поставил на стол.

– Витамины пьют для того, чтобы стало лучше, – не преминула заметить Александра и открыла платяной шкаф, чтобы выбрать наряд для трапезы. – Выйдите, Саша, я переоденусь и поведу вас завтракать! И обедать! Возражения не принимаются! – категорически заявила она на всякий случай и, выставив Онуфриенко за дверь, скинула халат. Сразу одеваться не стала – внутри на дверце шкафа оказалось зеркало.

«Вроде немного похудела, – отметила с удовлетворением, разглядывая отражение и проводя руками по плоскому животу. – Значит, не зря мучилась. Теперь можно чуть-чуть поесть».

– Рассчитываете встретить подруг? – поинтересовался Онуфриенко, разглядывая ее новый белоснежный наряд. Заметив вопрос в глазах Александры, пояснил с невинным выражением на лице:

– Насколько мне известно, женщины обычно одеваются для подруг, а раздеваются для… Ну, сами знаете, для кого, – неожиданно смутился он.

– Я одеваюсь и раздеваюсь только для себя! – надменно заявила Александра.

«Хотя, – подумала она, – если признаться самой себе, тихо-тихо, чтобы никто не услышал, это не есть чистая правда»…

Их приход в открытое кафе неподалеку от разомлевшего на жаре Сфинкса вызвал заметное оживление. Александра в элегантном белом платье выглядела как невеста того, который, судя по надписи на майке, не нуждается в сексуальных стимуляторах. Многие женщины смотрели с завистью. Особенно ухоженные европейские старушки с элегантными прическами, увешанные золотыми украшениями.

– Я выбираю шведский стол! – решительно заявила Александра. – Потому что у меня аппетит