Мир еще не обрел правильности, но теперь он менялся в нужном направлении.

Злой оказался совсем не таким, как описывал белоголовый. Злой не был злым, но Существо еще не придумало, как называть его по-другому. Внешне Злой не отличался от прочих двуногих, но он умел ставить воздушные стены, выпускать огненные лучи и говорить на правильном языке. А еще он умел понимать Существо глубже, чем просто в значении слов. Никогда Существо не встречало таких интересных двуногих.

Прежние служители лишь восхищались красотой чешуи Существа и нахваливали вкусную еду. На Его редкие вопросы они отвечали так, что спрашивать дальше не хотелось. Злой объяснял понятно и просто, в отличие от белоголового выполнял обещания сразу. И не пытался заставить Существо сражаться со своими врагами.

Подумав о белоголовом, Существо снова рассердилось. Этот двуногий, притворявшийся правильным, лгал Ему. Про ложь сказал Злой, и Существо вспомнило, что это такое…

После встречи со Злым поток воспоминаний усилился. Иногда это оказывались слова, иногда образы, а иногда — мучительное ощущение, как дразнящий, знакомый запах, которому пока не подобрать формы и названия. И даже мысли Существа теперь текли плавно, собственные чувства воспринимались ярче, внешний мир казался занимательнее, а желание навсегда вернуться в Просторную Пещеру поуменьшилось.

На последней мысли рассуждения Существа споткнулись. Оно больше не хотело возвращаться в Просторную Пещеру? Не хотело вновь и вновь погружаться в долгий сон, а потом выходить к маленьким двуногим, которые принесут ему вкусную пищу и отшлифуют чешую? Прежняя счастливая жизнь вдруг показалась — неинтересной?

Существо растерялось. Никогда прежде Оно не испытывало раздвоения в желаниях. Еще одна странность, принесенная Злым. Мир становился все более необычным. Но не страшно, Существо продолжит размышлять. Оно будет думать долго и упорно, и, в конце концов, во всем разберется. И тогда мир станет правильнее, чем когда-либо прежде.

Незадолго до рассвета Венд очнулся, выброшенный из сна непривычным звуком. Рука первым делом скользнула под подушку, нащупав рукоять кинжала. Огляделся. В комнате, кроме него, никого не было: Ресан еще оставался в храме Солнечного.

Воин поднялся с лежанки, продолжая прислушиваться. Подошел к окну, отодвинул ветхие занавески. Окно на ночь он не запирал. Из-за облаков как раз выкатился обрезанный круг луны, так что видно стало неплохо. Площадь перед постоялым домом, куда выходило окно, пустовала, лишь у колодца, хорошо видимая в лунном свете, медленно кралась дворовая кошка.

Можно было лечь и попытаться поймать еще пару часов сна, но неясная тревога не позволила вернуться в постель. Тишина казалась затишьем перед бурей, неестественным спокойствием леса, выдающим засаду…

Человек, избравший воинскую стезю, не доживает до трех с лишним десятков лет, игнорируя подобные предчувствия. Венд оделся, вновь подошел к окну. Кошки внизу уже не было, теперь площадь пересекала группа людей в длинных плащах, скрывающих, если он еще не ослеп, кольчуги и оружие. Венд проводил их взглядом, потом посмотрел на небо. И почти не удивился красноватому отсвету, видимому поверх крыш соседних домов. Что-то крупное горело на противоположном краю города, там, где располагались речные доки.

Весь прошлый опыт подсказывал воину, что пожар и группа вооруженных людей, случившиеся одновременно в такое время суток, не могут не быть связаны. Тем более что направлялись наемники как раз в сторону зарева. И этот же самый опыт предупреждал: из города лучше поскорее убраться. Забрать Ресана, потом лошадей из конюшен, и спешить к тем воротам, что дальше всего от места пожара. Если он не ошибался, волнение начнется в порту, потом постепенно перекинется на центр, и произойдет это не сразу, так что успеть они должны.

Причин оставаться в чужом городе и ввязываться в чужие разборки Венд не видел. Пусть местные владетели, или кто это все затеял, сами разбираются между собой.

Когда воин добрался до храма Солнечного, уже светало. В этом повезло: именно с первыми лучами дневного светила в храме начиналась служба, славящая бога Солнца, именно на рассвете для прихожан отворяли тяжелые железные ворота. Молящихся было много, и худощавую фигуру Ресана Венд углядел не сразу. Парень стоял в передних рядах, так что пришлось протискиваться вперед, а потом вытягивать его, не понимающего в чем дело, к выходу.

— Венд, нельзя же уходить посредине службы, — возмущенным шепотом выговорил ему юноша, оглядываясь на храм, который они только что покинули.

— Можно, все можно, — рассеянно отозвался воин и тревожно взглянул на небо. Теперь со стороны реки вверх поднимались темные столбы дыма, и настрой толпы начал опасно меняться. И настрой, и состав.

— Не до службы сейчас, потом домолишься.

— Венд, я так не могу, — Ресан остановился и сделал попытку вернуться. — Я даже жрецов не поблагодарил за спасение.

— Вперед шагай! — велел воин, разворачивая мальчишку и тычком в спину задавая верное направление. — Вернешься и поблагодаришь, если живым останешься.

И добавил, понижая голос, чтобы не привлечь внимание окружающих:

— В городе с минуты на минуту начнутся волнения. Нужно успеть выбраться из Радоги до этого.

Ресан споткнулся, выправил шаг и больше не делал попыток развернуться. Лицо парня побледнело, взгляд растерянно заметался по толпе, выискивая признаки начинающегося мятежа.

— Ты… уверен? — спросил шепотом.

— Почти, — отозвался Венд. — Если ошибаюсь, вернемся, и я вместе с тобой пойду благодарить жрецов и извиняться перед ними.

Людей на улицах прибывало, и все меньше среди них становилось женщин и детей и все больше мужчин, в основном молодых и вооруженных. Некоторые выглядели растерянными, не знающими, чего ожидать, другие шагали или ехали целеустремленно. Двери домов между тем запирались, окна закрывались ставнями изнутри. Выводы из напряжения предыдущих дней и сегодняшнего пожара сделали многие.

За комнаты и питание Венд платил вперед, так что багаж и лошадей они забрали без затруднений. Хозяин постоялого двора, выглядя хмурым, но не сказать чтоб испуганным, раздавал какие-то распоряжения, слуги торопливо заполняли водой все имеющиеся бочки на случай, если пожар пойдет в эту часть города. На уезжающих постояльцев никто не обратил внимания.

Вот только восточные ворота, к которым спустя полчаса они подъехали, оказались заперты. Народу столпилось много, и конные, и пешие, и в каретах. Полтора десятка городских стражников стояло на крепостной стене, в руках некоторых Венд заметил арбалеты с уже наложенными болтами. Стража опасалась, что люди попробуют вырваться из города силой?

Внизу, у самых ворот, находилось около десятка, в кольчугах и шлемах, с обнаженными мечами. Еще двое стояли ближе к горожанам, выставленные объясняться.

— Не велено, — лениво сказал молодой стражник, немного сдвинувший шлем назад, так что виднелась светлая челка. — Приказ никого не выпускать.