– Я люблю тебя, Яков Серебряков, – продолжая целовать. – И… Мне нравится твоя фамилия.

– И мне нравится моя фамилия, – ладонью по голой спине. – Особенно с твоим именем, Мира. Мирослава… – обхватил голову, углубил поцелуй.

Я тихо застонала. Мирослава Серебрякова… Да, мне нравится. А ещё нравится его ладонь на голой коже, пальцы, вырисовывающие позвонки. И его откровенное желание тоже нравится. Очень…

– Люблю, – мне в самые губы. Прижался лбом ко лбу и повторил, перебирая волосы: – Люблю тебя, – коснулся живота. – Вас.

Где-то в глубине дома раздались шаги. Лёгкие, быстрые и звучные. Такие, принадлежать которые могут только ребёнку. Пчёлка…

Яков тоже понял, что уединение наше вот-вот будет нарушено. Но прежде, чем это случилось, я погладила его по скуле, опустила ладонь к сердцу. Ничего не сказала, просто прижалась так крепко, как только могла и повторила то, что сказала ему в больнице, то, что было правдой: моё сердце не бьётся без его.

– Мирося! – вбежала Майя к нам.

Я тут же повернулась к ней. Заспанная, растрёпанная, она держала в руках свою любимую собачку. Успела заметить, как Яков поспешно задвинул подальше банку с шоколадной пастой. Не успел – Майя тоже уловила его манёвр.

– Я тоже хочу! – заканючила она.

– Скоро обед, – возразил он, но Майя надула губы.

Я прикусила губу. Взяла банку и вернула в холодильник.

– Скоро обед, – строго сказала Якову.

Тот беззвучно огрызнулся, я усмехнулась. Майя широко зевнула, заглянула на стол, но, не найдя больше ничего интересного, потеряла интерес. Вернее, мне показалось, что потеряла, потому что тут же прозвучал вопрос:

– А после обеда можно пасту? – к кому она обращалась, было не ясно. Вроде бы к отцу, но косилась при этом на меня. Видимо, в её хорошенькой головке вертелись мысли, с кем больше шансов получить желаемое.

– У меня есть идея получше, – Яков подхватил её.

Рана заживала быстро, но я всё равно встревожилась. Хотела сказать ему, чтобы был осторожнее. Но тут же он повернулся ко мне. Всё в порядке. С ним всё в порядке. В глазах его плясали смешинки. С нами всеми всё в порядке.

– Как насчёт того, чтобы пообедать пиццей? – второй рукой он схватил меня за край футболки и подтянул к себе.

Майя заулыбалась. Яков перевёл взгляд на неё, коснулся маленького носика. Она схватила его за палец.

– Я за! – выпалила радостно. – Я за, пап!

– А что скажет мама Мира? – вдруг спросил он.

Я замерла. Мама Мира… Больше всего боялась, что Майя перестанет улыбаться, что запротестует. Она сама хотела, чтобы я была её мамой, но…

– Мама Мира, пожалуйста, соглашайся, – подхватила Майя. Никаких протестов – всё та же солнечная улыбка.

– Пицца… – я сделала вид, что задумалась. Хотя на самом деле всё было куда проще – слёзы. Опять эти дурацкие слёзы. Яков всё понял. Обнял меня, прижал к боку.

– Мы до ужаса хотим пиццу, – как будто со смешком. – Сделаешь нас счастливыми? Теперь всё зависит от тебя, – усмешка.

Только стоило мне поднять взгляд, стало ясно – он говорит совсем не о пицце. Смогу ли я сделать их счастливыми. Я желала этого всем сердцем. Но в том, что это зависит от меня, Яков ошибался.

– Не всё, – возразила я. – От тебя зависит куда больше. А что касается пиццы, – улыбнулась Майе, – конечно же, я за!

Эпилог

Мирослава

– Надеюсь, мы не в аэропорт? – посмотрела я на сидящего за рулём Руслана в попытке выведать хоть что-нибудь.

Незадолго до этого Яков позвонил и сказал, что Рус заедет за мной через час, и чтобы к этому времени я была готова. О том, что собраться за это время, когда у тебя грудной сын, просто невозможно, он и слушать не пожелал. Тем более, что оставить его было на кого. Пару дней назад к нам приехали Демьян и его жена Дарина. Та самая Дарина, с которой я познакомилась на вечере в Санкт-Петербурге, после которого Яков отвёз меня в ЗАГС и вынудил стать его женой. Из всего, к чему меня когда-либо принуждали, это, пожалуй, было самое лучшее. Что уж там! Это вообще было самое лучшее из всего, что со мной случилось по доброй воле или нет. Но говорить об этом Якову я, конечно же, не собиралась даже под пытками. Под очень приятными пытками, в которых равных моему мужу не было. В памяти сразу же воскресли воспоминания о минувшей ночи. Первой после рождения нашего сына. Его руки на моих бёдрах, нежные поцелуи на животе… Господи! Я прикусила губу, чувствуя, как краснею.

Я поспешно отогнала от себя мысли о поцелуях и ласках. Не хватало ещё, чтобы Руслан догадался, что делается у меня в голове. Поглубже вдохнула. Дарина с радостью согласилась посидеть с Кириллом. Майе так и вовсе было не до чего: вместе с Демьяном и Дариной у нас гостили две их дочери. Старшая была фактически ровесницей Пчёлки.

– Нет, – Руслан свернул к набережной. – Серебряков способен на многое, но поднять самолёт с Красной площади пока не в его силах.

– Пока, – заметила я.

Руслан хмыкнул, я улыбнулась ему.

Через несколько минут он остановил внедорожник неподалёку от отражающего куполами весеннее солнце Храма Христа Спасителя. Вышел из машины и, обойдя, открыл дверцу с моей стороны.

– Теперь куда? – спросила с интересом.

Осмотрелась по сторонам, пытаясь отыскать взглядом Якова. Видно его не было. Только незнакомые прохожие, идущие каждый по своим делам и не обращающие на нас никакого внимания. Апрель в этом году был прохладным, часто шли дожди, но сегодня было сухо.

Я проводила взглядом двух женщин, направляющихся к храму, и вдруг вспомнила, что совсем скоро Пасха. Нужно уговорить Якова слетать в мой родной город. Мама всегда любила этот светлый праздник. Тем более, так случилось, что она ещё не видела внука. Едва я представила, как кривится Яков, услышав про самолет, снова улыбнулась.

– Туда, – Руслан указал в сторону моста.

– Очень