вещи сохранить, коли сам уйдет без предупреждения.

— Да куда твой Риччо, чертяка слепой, денется?! — загремел Ренато. — У него еще за неделю постоя плачено!

— Прекратите базарный визг, — вдруг, не повышая голоса, приказал кондотьер. — Вас заждались в питейной, извольте вернуться туда. А я со слугой потолкую.

Кабатчик не терпел подобного обращения, но был достаточно опытен, чтобы не пререкаться с военными в больших чинах. Он что-то невнятно пробормотал и вышел из кухни.

Алонсо сидел, устремив глаза на грязный каменный пол и ожидая неизвестных и оттого еще больше пугающих невзгод. Но, совсем деморализованный тишиной, медленно приподнял голову — возвышавшийся перед ним офицер молча протягивал ему белоснежный платок.

— Я… Сударь, я его испачкаю… — пробормотал слуга. Военный положил платок ребенку на колено:

— Он для этого и придуман, — серьезно и спокойно ответил Орсо. — Вытри слезы и скажи мне, чьи это вещи.

— Это… так, одного постояльца… — Алонсо сжал зубы и отвел глаза, машинально сжимая платок.

— «Слепого чертяки», — усмехнулся полковник. — Не оружейника ли Пеппо?

А маленький слуга вдруг несмело поднял взгляд:

— Так он все же Пеппо? А я-то думал… — Он запнулся, вытер лицо платком и сконфуженно сложил его, чтоб спрятать оставшиеся на ткани следы золы.

— Понятно… — протянул кондотьер и вдруг запросто уселся на перевернутое ведро рядом с Алонсо:

— Годелот Мак-Рорк, — ровно проговорил он. Секунду помолчал и добавил: — Вижу, ты знаешь, о ком речь. Так вот, друг мой. Хозяин этих вещей попал в беду, и Годелот пришел ему на выручку.

Алонсо шмыгнул носом:

— Да, он так и обещал. А Ри… Пеппо удалось спастись от того мона… ну, того человека?

Орсо неожиданно мягко взял ребенка за плечо:

— Да, но Пеппо все равно пришлось уехать из Венеции. Для него здесь опасно. А Годелот был вынужден действовать очень решительно, поэтому теперь в беде он сам. Кроме меня, помочь ему некому. Но мне нужны кое-какие вещи Пеппо, если ты позволишь, конечно.

Алонсо застыл, настороженно сопя.

— А вдруг вы врете? — пробубнил он, исподлобья глядя на полковника. Губы Орсо едва заметно передернулись, но тон его остался серьезным:

— Доказательств у меня нет, друг мой. Но и у Пеппо едва ли были какие-то доказательства, что тебе можно доверять. И все же он тебе доверился.

Мальчик долго смотрел в пол, а потом снова поднял на военного еще не просохшие глаза:

— А вы честно всамделишный полковник?

Губы кондотьера снова дрогнули.

— Честное слово! — без улыбки в голосе ответил он.

Алонсо прерывисто вздохнул.

— Ну, тогда берите, что нужно, — строго сказал он. — Мой папа говорил, что у них полковник — самый уважаемый человек, каждому солдату навроде крестного отца. Вот.

Орсо несколько секунд молчал, глядя на ребенка. А потом неторопливо открыл суму. Около четверти часа он задумчиво перебирал нехитрое имущество Пеппо, затем сообщил:

— Я возьму только это. — И он показал потрепанную Библию, топорщащуюся множеством выпавших страниц, вложенных в переплет. — Все прочее оставь себе. И одежду, и инструменты можно продать, владельцу они больше не… Словом, тебе деньги больше пригодятся.

Алонсо отозвался не сразу.

— Ваше перво… прево… господин… а с Пеппо точно все хорошо? — сумрачно спросил он.

Полковник скованно усмехнулся и потрепал мальчика по волосам:

— Положись на судьбу, друг мой.

Он поднялся с ведра, протянул ребенку монету, одернул плащ и вышел из кухни. Мимо кабатчика он прошел с видом полного равнодушия. Лишь сам Ренато слышал, как военный вскользь бросил в его сторону:

— У вас в зале сидят несколько моих добрых приятелей. Они охотно будут секундантами на следующей вашей дуэли с малолетним слугой.

* * *

Улицы наливались сумерками. Полковник Орсо шагал по кривому переулку, держа под мышкой свой трофей. Библия… Он сам не знал, зачем взял эту книгу, к которой никогда не питал доверия. Но этот странный предмет в пожитках слепого мальчика отчего-то привлек его.

Господи, как же он устал… Он почти не спал двое суток, он сам себе казался досуха выжатым, загнанным и злым на весь белый свет. Отчаянно хотелось выпить, но Орсо знал: станет только хуже. Зачем вообще он потащился в эту задрипанную тратторию? Что рассчитывал найти? Черт…

Гибель инквизитора учинила в Каннареджо немало шуму. Завсегдатаи «Шлема и гарды», похоже, последними видевшие монаха живым, успели распустить рой сплетен, в которых все глубже тонули крупицы истины. Мессер Ренато переживал всплеск небывалой популярности.

Орсо резко остановился и оперся руками о перила канала. Глубоко вдохнул, до боли вдавил пальцы в ноющий болью лоб. Нужно несколько часов поспать, и в голове все встанет на места. Чертовски многое покатилось к бесам за эти безумные последние дни. Господи, Руджеро, что же вы натворили, святой сукин сын…

Полковник многое пережил, многое испытал и многое видел, оттого давно был равнодушен к большинству прозаических пугал, вроде войн, эпидемий и голода. Все они предсказуемо заканчивались смертью, а потому не стоили лишних драм. Лишь одного Орсо не терпел: собственного бессилия. Слишком много раз его жизнь зависела от ничтожеств, слишком много унижений он испытал, не будучи в силах защищаться. И теперь чувство, что вожжи ускользают из рук, приводило его в неистовство.

Кондотьер оттолкнулся от перил, словно те пытались его удержать, и прибавил шагу.

…Он даже не стал проверять караулы, положившись на Ромоло. Оставшись в своей спальне, Орсо, не зажигая огня, стянул опостылевшие дублет и сапоги, тяжело рухнул на кровать и раздраженно уставился в потолок.

Черта с два он заснет… Опустил руку и пошарил по полу, путаясь пальцами в косматых кистях по краю одеяла. Мягко звякнула, стукнувшись о пол, пустая бутылка.

Поморщившись, Орсо сел и взял принесенную Библию. Все же странная вещь для слепого. Полковник задумался, машинально расстегивая обложку и нащупывая на столе кресало.

На форзаце рыжело выцветшее чернильное пятно, ниже витиеватым почерком и тоже уже плохо различимыми в полутьме чернилами было написано имя прежнего владельца:«Эрнесто С. Г. Альбинони». Ниже виднелась свежая четкая надпись:«Годелот Хьюго Мак-Рорк». Вот оно что. Подарок покойного пастора, позже зачем-то передаренный другу.

А выступающие листки, оказывается, вовсе не были выпавшими страницами. Это были черновики, исписанные неловким почерком и испятнанные десятками клякс.

Орсо нахмурился, перебирая эти дешевые неряшливые бумажки. Похоже, слепой оружейник вложил немало труда в столь сложное для него искусство письма. На некоторых лишь цепочками выстроились буквы, слоги, слова. Некоторые были связными письмами, порой состоявшими всего из нескольких фраз. Но и их хватало, чтобы понять: их автор не знал покоя, отовсюду ждал удара, не доверял людям и боялся за каждого, кто хоть