– Шип. – Он протянул Сэм колючку. – В этом все дело. Терновый шип прямо под седлом. Стоило вам опуститься в седло – и он начал колоть бедняге спину.

– Я так и знала! – воскликнула Саманта. – Я знала: там что-то есть! По пальцам могу пересчитать случаи, когда меня сбрасывали лошади – хотя пытались нередко! – Взяв протянутую Имоном крупную острую колючку, она внимательно ее осмотрела. – А Гэвин считает, что может приказать мне оставаться дома. Всемогущий лорд Инверторна, ха-ха! Да я сейчас поеду в Эррадейл вместе с этой колючкой и воткну ему прямо…

– Милая, не будьте так строги к мужу.

– Кто-то же должен ему объяснить, что к чему!

Имон рассмеялся, хотя ему было очень не по себе.

– Он за вас беспокоится, только и всего.

Этим утром Имон подготовил нескольких лошадей для отправки на постоянное жительство в Эррадейл, где работники уже соорудили что-то вроде новой конюшни. Леди Сэм, благослови ее Господь, решила оседлать коня и поехать с ними – и Имон не возражал, зная, что во всей округе разве что Каллум разбирается в лошадях лучше ее.

Все было хорошо, пока Сэм не вывела Лизандра во двор. Едва ее тощий зад опустился на седло, не успела она вдеть вторую ногу в стремя, как жеребец взвился, подпрыгнул – и сбросил ее на камни.

По счастью, падать эта женщина умела – приземлилась как кошка, на все четыре, тут же вскочила на ноги и поймала коня за узду.

Но это не помешало Торну потерять разум и проявить себя в лучших традициях Маккензи.

Последовали крики и скандал, открывший Имону три любопытные новости.

Во-первых, новая графиня Торн – храбрейшая женщина на свете. Отважиться противостоять ее мужу, когда он в таком настроении, – совсем не шутка!

Во-вторых, она беременна. Эту новость прокричал во всеуслышание ее муж.

И в-третьих… Гэвин Сент-Джеймс очень любил свою жену.

В его гневном реве и проклятиях ясно ощущался ужас человека, который уже пережил потерю возлюбленной, и теперь больше всего боялся, что трагедия повторится.

Северный ветер, несущий с собой нечто новое… Ах, если бы только это!

Убедившись, что с женой и ребенком все в порядке, Торн строго-настрого – пожалуй, даже с излишней суровостью – приказал ей оставаться в Инверторне. Нетрудно было догадаться, что такой приказ совсем ее не обрадует.

Но Имон заметил, что лицо Торна, покрытое золотистым загаром, ужасно побледнело – словно у призрака. Ноздри же раздувались, а рука, когда он, грозя пальцем жене, приказывал ей остаться дома, заметно дрожала.

Леди Сэм, кажется, ничего этого не заметила, она спорила, пока граф не пообещал, что любого, кто позволит ей сесть на коня, обезглавит дедовским мечом. Затем он вскочил на Деметрия и помчался прочь с такой скоростью, что ее громкие проклятья его уже не догнали.

Вот такая любовь.

Имон украдкой наблюдал за Сэм, пытаясь понять, знает ли она об этом или нет. Говорили ли они о любви? Понимает ли она, что сегодня Торн постарается нагрузить себя работой, ибо до самого вечера демон внутри будет нашептывать ему на ухо пугающие «а что если»?

– Лизандр хорошо вас отделал, – заметил ирландец, похлопав коня по крупу и закрыв за ним дверцы стойла. – Но Торн прав. Такое падение могло повредить и вам, и ребенку. Лучше поберечься и подождать, пока не прибудет лошадь поменьше и поспокойнее.

– Мы с Гэвином собирались еще несколько недель никому не говорить… – проворчала она.

Легко сдаваться – это было не в привычках новой госпожи Инверторна. Однако же на сей раз она пробормотала:

– Ладно, хорошо. Думаю, ты… не совсем не прав.

– То есть почти что прав! – рассмеялся конюший.

– Имон, не дави на меня! – крикнула Саманта. Осмотрев подпругу, она, улыбнувшись, добавила: – Ничего не понимаю… Я ведь сама готовила Лизандра к выезду, сама седлала. Колючку такого размера я бы непременно заметила!

Имон тоже в этом не сомневался. Впрочем, он знал, что беременность часто делает женщин рассеянными. Но конюший достаточно долго прожил на свете, чтобы понимать: говорить об этом не стоило.

Улыбнувшись, ирландец сказал:

– Раз уж вы сегодня дома, почему бы не порадовать доброй вестью леди Элинор? Она, должно быть, огорчится, если узнает об этом не от вас, а такие слухи по замку расходятся быстро.

Жестом древним, как мир, леди Торн приложила ладонь к животу и утвердительно кивнула:

– Да, конечно. Спасибо, Имон. – С этими словами она резко развернулась – так что длинная темная коса, взметнувшись, хлестнула ее по спине – и зашагала к замку.

Колючка под седлом не давала Имону покоя вплоть до обеда и даже после него. С утра на конюшнях и во дворе царил настоящий хаос. В поисках работы в Эррадейле сюда явилась добрая дюжина батраков – и еще с полдюжины приехали из поместья вместе с лошадьми, которых нужно было вернуть в Инверторн. Во дворе крутилась целая толпа, и не было никакой возможности за всеми уследить.

Возможно ли, что кто-то намеренно подложил терновый шип графине под седло?

С тех пор как враги леди Сэм напали на нее в Эррадейле, прошел едва ли месяц – и пока все было тихо. Рана ее уже зажила, однако они с Торном не забывали о мерах предосторожности. Ворота были постоянно на замке, причем днем и ночью возле них дежурили сторожа – словно замок, как в былые времена, ждал осады викингов.

Закончив работу на конюшнях, Имон наконец принял решение. Было ясно: если он никак не мог выбросить из головы эту колючку – значит, она и впрямь важна. Поэтому он сейчас поедет в Эррадейл и поговорит с Торном…

Имон повернулся – и замер на месте. Господи, как же удалось ей подойти незамеченной? Должно быть, задумавшись, он ее не заметил.

– Ох, м-миледи! – выдохнул конюший.

Вдовствующая маркиза склонила голову в его сторону изящным движением. Сегодня леди Элинор была в нежно-лиловом шелковом платье, расшитом изумрудной листвой – под цвет ее глаз.

Неужто время было не властно над ее красотой? Порой Имону почти хотелось, чтобы ее прелесть поблекла. Чтобы вид ее – как, например, сейчас – не делал с ним то же, что удар лошадиным копытом в грудь.

– Не думала, что сегодня на конюшне останутся лошади, – проговорила маркиза. – Мне казалось, мой сын намерен всех их перегнать в Эррадейл.

Имон прикрыл глаза, готовясь к еще одному бессмысленно-вежливому диалогу с женщиной, которой поклонялся все эти последние двадцать лет.

«Но она здесь!» – напомнил он себе. Да, она пришла к нему на конюшню – пришла одна, без Торна, даже без Элис. Это что-то значит. Едва ли дает надежду, но… хоть что-то.

– Гермия уже слишком стара, чтобы гонять коров по холмам и болотам Эррадейла. – Он шел к Элинор, словно к пугливому зверьку – шел медленно, производя достаточно шума, чтобы она понимала, где он находился, и продолжая говорить ровным спокойным голосом: – Так что мы решили: пусть останется дома и отдохнет.