Ее охватил новый приступ рыданий, и на сей раз Имон не смог этого выдержать. Он привлек Элинор к себе – и испустил вздох облегчения, когда она расслабилась в его объятиях и даже схватилась за его жилет. «Что ж, верно, подул северный ветер – ветер перемен… Только бы он не прекращался!» – мысленно воскликнул пожилой ирландец.

– Знаете, Имон, – продолжала маркиза сквозь слезы, – мне кажется, с ним ей спокойно и безопасно. Когда Гэвин говорит о ней, я слышу по голосу, что он улыбается. А когда он сердится, она его не боится. Он не причиняет ей боли даже словами. Он – чудо, мой мальчик. После всего…

Она умолкла на полуслове. А Имон молча поглаживал ее шелковистые локоны, думая о том, что не знает на свете никого милее этой женщины.

– Нравится ему это или нет, по крови он Маккензи, – сказал Имон. – Но все же мы всегда знали, что Гэвин не похож на своего отца.

«И слава богу за это чудо!» – мысленно добавил он, от всей души надеясь, что второго Хеймиша Маккензи мир не увидит никогда.

– Верно, – с чувством ответила Элинор, уткнувшись лицом ему в грудь. – Знаете, Гэвин… Он похож на вас.

– Что?.. – Имон замер в изумлении.

– Я пришла, чтобы сказать вам это. – Шмыгнув носом, Элинор всхлипнула в последний раз. – Без вас и без дорогого Каллума… Гэвин бы погиб. После той ночи… какой я могла быть матерью? Это вы воспитали моего сына. Вы сделали его добропорядочным человеком.

Имон скорчил гримасу, не вполне уверенный, что слово «добропорядочный» подходит Гэвину Сент-Джеймсу.

– Или, может быть… Вернее сказать – просто хорошим человеком, – поправилась маркиза, и оба рассмеялись.

– Вы слишком добры ко мне, миледи. – С этими словами Имон запечатлел у нее на виске целомудренный поцелуй.

А она улыбнулась и тихо сказала:

– Знаете, когда мы одни… думаю, вы можете называть меня просто Элинор.

– Вот как? – И брови, и сердце его взлетели вверх, ему казалось, что он спит и видит прекрасный сон. – А вы хотели бы еще не раз остаться со мной наедине?

– Да, конечно! И почаще! – воскликнула маркиза. При этом и шея ее, и щеки залились нежным персиковым румянцем. – Я хочу сказать… если вы не против…

– О, я не против, – с огромным облегчением пробормотал Имон и тут же подумал: «Может, в следующий раз удастся ее поцеловать… Посмотрим, что тогда скажет она о моей бороде…»

Гермия у него за спиной ударила копытом и беспокойно фыркнула. И в тот же миг Имон уловил краем глаза какое-то движение – казалось, в некотором отдалении промелькнула какая-то тень. И тотчас же вспомнились слова Элинор – о том, что она сама пришла сюда и оставила ворота открытыми, чтобы самой вернуться обратно.

Имон бросил взгляд через ее плечо – на распахнутые двери конюшни. И верно: железные ворота Инверторна стояли широко открытыми. Быть может, это не напугало бы его, не дуй сегодня северный ветер.

Но ветер дул – и Имон был начеку. Вовремя заметил он темную фигуру, возникшую у ворот, – и успел закрыть Элинор своим телом за миг до того, как незнакомец вскинул револьвер.

Сквозь полудрему, не открывая глаз, Саманта ощутила, как черная тень – призрак зимы – закрыла от нее солнце и похитила тепло, которым наслаждалась она под стеклянной крышей солярия.

– Вот ведь хитрая сучка! Башка у тебя варит отлично, надо отдать тебе должное!

Знакомый хриплый голос с выговором американского Запада. Здесь, среди древних стен, слышавших лишь певучую шотландскую речь, – здесь этот голос прозвучал почти кощунственно. Голос Бойда Мастерса! Услышав его, Саманта зажмурилась еще крепче. Такая сцена часто являлась ей в ночных кошмарах. Быть может, и сейчас ей повезло, быть может, это просто сон?..

Чувствуя себя более утомленной, чем обычно, после обеда она скрылась в солярии, растянулась в шезлонге – и, потягиваясь, как котенок, сладко задремала под лучами редкого в зимнюю пору солнца.

Но теперь солнце скрылось. Быть может, навсегда.

Отголоски боли в ноге и свежие синяки, полученные от падения с лошади, подсказали Саманте: она не спит. Кошмар стал явью.

Саманта широко распахнула глаза – и увидела прямо над собой деверя со злобной ухмылкой… и револьвером в руке.

Инстинктивно она потянулась к бедру. О черт! Оружие оставила в спальне, где переодевалась после работы. Да и для чего ходить с револьвером в Инверторне, где она… в безопасности?

Хотя, пожалуй, хорошо, что оружия при ней нет. Ведь стоило бы ей положить руку на рукоять револьвера – Бойд спустил бы курок и выпустил пулю из своего «кольта» прямо ей между глаз.

– Как ты попал в Шотландию? – пробормотала она, все еще не веря своим глазам.

Элисон писала ей, что братьев Мастерс разыскивали, что по всей стране, от Калифорнии до Эллис-Айленда, развесили плакаты с их именами и лицами.

И с ее лицом.

Бойду и Брэдли, высоким и смуглым, не так-то легко затеряться в толпе.

– После того, как тот маршал, герой вшивый, подстрелил меня в поезде, мы бежали через границу на юг. Конечно, сначала пришлось брата похоронить.

Бойд произнес эти слова совершенно спокойно, с невозмутимым видом, но вслед за тем хлестнул ее тыльной стороной ладони по щеке с такой силой, что перед глазами у Саманты заплясали черные звезды.

Она заморгала, приходя в себя, голова у нее закружилась. А Бойд переместился к изножью шезлонга и все тем же светским тоном продолжал:

– Из Мехико связались с «пинкертонами» и послали их за тобой. А когда получили телеграмму о том, что ты с ними сотворила, сами сели на пароход в Пуэрто-Канкуне. – Он поморщился. – Эти парни – идиоты! Надо было им меня послушать. Я их предупреждал, говорил, что в эту костлявую девицу не так-то просто попасть, а вот она может в темноте с пятидесяти шагов человеку глаз выбить. Это тебя и выручает, верно? Мужики от твоей тощей задницы ничего дурного не ждут, а ты подбираешься поближе и всаживаешь им пулю между глаз.

– Нет! – Сэм отчаянно замотала головой, словно надеясь, что от этого он исчезнет. – Я ничего этого не хотела… пожалуйста, поверь! – Ее вдруг объял ледяной ужас. – Бойд, как ты попал в замок? Ты… ты кого-нибудь… убил?

– Ты про того здоровяка, за которого выскочила замуж, не успело тело моего брата остыть в земле?

И Бойд оскалился в недоброй усмешке. Даже покрытый грязью и источающий вонь торфяного болота, Бойд Мастерс, пожалуй, мог бы сойти за красавчика – пока не улыбался. Саманта заметила, что за эти два месяца он потерял еще один зуб. Бог знает, от кариеса или от табака. Быть может, от того и другого.

– Бойд! – почти в истерике воскликнула она, – скажи мне, что ты не…

– Да успокойся, тупая ты потаскуха. Ничего я ему не сделал. Мы с Брэдли неделю просидели в лесу, яйца себе чуть не отморозили, все гадали, как пробраться в эту вашу крепость. И вот наконец нам повезло. Все ваши работнички с утра уезжают на север, тебя оставляют дома, а потом какая-то слепая старая курица открывает ворота!