когда мы уже летели в Москву. Ты сейчас, наверное, сердишься. Думаешь, куда подевалось это недоразумение? Я и в самом деле не знаю, но очень надеюсь, что в этот момент жду тебя в московском аэропорту.

Не уверен, что ты сможешь поверить тому, что я скажу дальше, я помню, что ты «не любишь сюрпризов и всяких фэнтези». Но с тех пор, как я очутился в Индии, в моей жизни произошло столько событий, что сам я уже ничему не удивляюсь. Надеюсь, и ты не примешь мои слова за бред сумасшедшего.

Даже не знаю, с чего начать. Представляешь, ручкой на бумаге не писал с армии, разучился. Сейчас мучаюсь с этим проклятым письмом, а сам так хочу верить, что тебе не придется его прочесть.

Так вот. Я сел в самолет в ноябре 2013 года, а совсем недавно узнал, что оказался в 2017-м. Такой вот смешной путешественник во времени из меня вышел, всего-то на четыре года вперед. Могу только догадываться, как это случилось. Что-то намудрили индийские боги, точнее один беспокойный бог. Тот самый Ганеша с твоей майки. Но я благодарен ему, потому что, не случись этого, мы бы с тобой не встретились. А встреча с тобой – самое дорогое, что было и есть в моей жизни.

Помнишь, Марианна, я сказал, что люблю тебя, на следующее утро после праздника, а ты улыбнулась и ничего не ответила? Я так и не узнал, любишь ли ты меня хоть чуточку. Но это не важно. Я все равно счастлив. Я был счастлив каждую секунду, все то время, что мы были вместе. И когда ты смеялась, и когда ругала и обещала уволить. Я полюбил тебя, как только увидел в первый раз, как только ты вошла в самолет в своей зеленой майке с Ганешей. Как сейчас помню – отвернулась к окну и прикусила губу. Ты всегда так делаешь, когда сердишься.

А сейчас тебе позвонили с работы. Я вижу в окно, как ты ходишь по двору с мобильным, ругаешься на какого-то Мишку и машешь рукой. А я, представляешь, впервые обрадовался, что они позвонили, – появилось время рассказать тебе обо всем. А раньше всегда злился на эти звонки. Мне казалось, они крадут тебя у меня. Знаешь, я так завидую этому Мишке. Тому, что он может вот так запросто с тобой разговаривать.

Написал уже страницу, а все никак не могу подойти к тому, из-за чего и затеял это письмо. Ладно, скажу как есть. Дело в том, что вышла небольшая незадачка. Я оказался каким-то нестабильным элементом в системе времени и пространства, и непонятно, где могу очутиться в ближайшее время. Сяду в самолет, чтобы лететь с тобой в Москву, а прилечу бог знает куда в двухтысячный. Как-то так.

Но есть и хорошая новость. Есть шанс и на то, что я могу оказаться в своем 2013 году. И тогда у меня будет четыре года, чтобы дождаться, пока ты слетаешь в Индию, встретишь там меня и вернешься, зная, что я существую. И я буду ждать твой сегодняшний самолет. Не представляю, каково это – ждать целых четыре года, но для тебя, мое солнышко, пройдет всего один день.

Прости, что тебе пришлось узнать об всем вот так, по-дурацки. Я столько раз собирался начать этот разговор, но так и не смог. Наверное, струсил. К тому же я все еще надеюсь или, если ты читаешь мое письмо, надеялся, хотя странно говорить об этом в прошедшем времени, что все обойдется, и мы с тобой вместе прилетим в Москву в твой 2017 год.

О том, что может выйти по-другому, думать не хочу. Поэтому не прощаюсь.

До встречи.

P. S. Не хотел об этом писать, но, учитывая все обстоятельства, наверное, стоит. Если меня вдруг все-таки не окажется в аэропорту, подожди, сколько сможешь. Пока буду жив, сделаю все, чтобы тебя найти.

Твой Слава

Марианна надолго ушла в себя, уставившись пустым взглядом в стол. Вся ее рациональная натура протестовала против того, что она только что узнала.

В отличие от своих сотрудниц, которые раньше опрометчиво пытались говорить с ней о последних новинках женского фэнтези, их начальница всем романам о ведьмах и магах предпочитала бизнес-литературу. Вера в сверхъестественное была ей совершенно не свойственна.

Однако события вокруг нее закручивались таким непостижимым образом, что самые простые и понятные вещи перестали казаться простыми и понятными. Она и сама не заметила, как за короткий срок Индия, яркая и темная, красивая и уродливая, добрая и неожиданно жестокая, навсегда изменила ее, расплавила железные решетки, которыми она так старательно окружила свою жизнь.

Теперь она верила каждому слову его письма. Но каков Слава! Не зря говорят, в тихом омуте черти водятся. То бандиты, то взрыв в подземелье. А там еще какие-то ракшасы. Ну кто бы мог подумать, что такое возможно, глядя, как он заикался и мямлил под ее взглядом в поезде.

«Незадачка» у него! Она вдруг разозлилась на Танюшкина за то, что он скрыл от нее свою тайну, побоялся рассказать, глядя ей прямо в глаза. Сейчас именно эта его непривычная скрытность показалась самой обидной. Но хуже всего то, что она совсем не представляла, что делать!

За дверью послышались шаги. Марианна поспешно спрятала письмо и уставилась в окно.

– О чем задумалась?

Голос Славы прозвучал как обычно. И сам он, на первый взгляд, показался ей все тем же спокойным добродушным Славой, которого она успела хорошо узнать и полюбить. Но стоило взглянуть на него по-новому, как бросилось в глаза – он сильно изменился. В уголках рта появилось незнакомое выражение горечи. Ей вдруг стало понятно, что его кажущееся спокойствие, спокойствие человека, не способного притворяться, дается ему ценой большого напряжения воли.

– Да так… – Марианна замялась, не зная, что ответить.

Ее уколола мысль, что она всегда была слишком сосредоточена на себе и, почувствовав себя рядом с ним счастливой, не обратила внимания, что ему по-настоящему плохо. Он мучился, не находя выхода, а она ничем не могла ему помочь.

– Завтра в Москву, – он рассеянно покрутил в руках ключ и положил его на стол.

– В Москву, – эхом откликнулась Марианна.

– Все хотел тебе сказать… – начал было он и внезапно умолк.

– О чем? – встрепенулась она, обмирая от ужаса.

– Да так… Вспомнилось, как взял вам билеты на поезд… Прости, что так вышло…

– Ты сейчас о чем? – она посмотрела на его осунувшееся лицо.

– О поезде… – он беспомощно развел руками.

– Ничего страшного… Мне понравилось, как ты меня нес, – с трудом проговорила она, не поднимая на него глаз. – Будь моя воля, носил бы тебя на руках всю жизнь, – вырвалось у Танюшкина.

Нервы Марианны не выдержали. Ее лицо исказила некрасивая гримаса,