Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что за черт! Конопля, что ль, несвежая? Али паскудницы мои намешали в нее незнамо чего? Голова как чугунная, право слово…»
В покои, под конвоем из двух самых крепких баб, явился морально и физически подавленный Брахма Кумарис. На Аленку он бросил взгляд, насыщенный благородным презрением. Такие взгляды у него получались лучше всего.
– Непросветленная и исполненная всяческого презрения дочь неприкасаемых из песчаных карьеров… – начал было он, но «дочь неприкасаемых» прервала эти исполненные праведного гнева речи:
– Садись, махатмушка. Бери кальян. Потолковать надо.
– Шудра непотребная! – заявил Кумарис, но кальян взял. Как ты могла запереть меня в месте, где все провоняло отвратительной пищей из трупов животных и их выделений? Я чуть не задохнулся!
– А, это ты про колбасу да сыр… Ну, извини, забыла, что это для тебя вещи скверные. У меня поважнее дела были – пеленочки твоему будущему чаду подрубала.
Про пеленки Аленка, конечно, врала, но она знала, что лишнее упоминание о ребенке вашнапупцу будет неприятно. На это и рассчитывала.
– О чем ты хотела говорить со мной, презренная?
– О будущем, махатмушка. Аленка говорила мягко, и лишь эпизодически вспыхивающие в ее глазах молнии намекали на то, что достанется Кумарису и за «презренную», и за «непотребную», и за «шудру». Полной мерой достанется.
– Будущее не волнует того, кто идет по звеньям цепи перерождений до самого высшего звена… – завел речь махатма, и опять Аленка его прервала:
– Не до высоких речей сейчас, Кумарис. Я говорю про такое будущее, в котором ни, ты, ни я не хотим быть убитыми. Ведь ты не хочешь, чтоб тебя растерзали толпы разъяренных кутежан?
Кумарис надолго приложился к кальяну, а потом сказал:
– Не хочу.
– То-то же! Значит, надобно нам объединять свои силы! Вспомни о союзе религии и магии. С меня магия, с тебя – религия. Должно нам народ так запугать, чтоб он о бунте и не помышлял. Чтобы не появлялось в моей опочивальне таких вот… пряничков.
Кумарис рассмотрел пряник, прочел надпись и поник головой. Забормотал, закачался в клубах кальянного дыма…
– Что ты там бормочешь, огузок гимнолайский? – крикнула Алена, но махатма не реагировал. Впрочем, его бормотание становилось все громче:
– Никогда нам, проклятым буржуинам, не разгадать их страшной военной тайны… О горе! Все прогнило в Датском королевстве… О, знал бы я, что так бывает, когда пускался на дебют… Призрак бродит по Европе, призрак оккультизма… Яду мне, яду! – Просветленный учитель забился в, конвульсиях.
– Уймись! – Аленка влепила ему пощечину. Кумарис дернулся и затих. Прочистились мозги? Соображать можешь али нет?
– Могу.
– Это хорошо. Какие будут у тебя предложения? Может, еще своих учеников из Вашнапупа вызовешь? Али, к примеру, кого из богов гимнолайских пригласишь, чтоб они народ постращали?
– В этом уже нет пользы, – печально сказал махатма. Ибо из искры уже возгорелось пламя, и стеблю мандрагоры не остановить водопад…
– Сдался, значит! – В глазах Аленки полыхнул неистовый гнев. Схоронил себя без отпевания. А еще Махатма премудрый!..
– Не тронь меня, женщина. Дай мне уйти, как уходит прожитое время… – И Кумарис сделал пару шагов к двери. И внезапно остановился, глядя себе под ноги так, словно в полу разверзся зев преисподней.
– Что там?! – подскочила Аленка и опять завизжала.
Потому что на ковре лежал еще один пряник, круглый и плоский, как блин. Только надпись была на нем выпуклой: «Привет от народных мстителей!».
А еще Аленке показалось, что в прянике что-то тикает, словно сверчок за печкой: «тик-так, тик-так»…
– Отойди от него, Кумарис! – крикнула Аленка и сама отбежала, осененная смутной догадкой. И вовремя! Потому что пряник перестал тикать и взорвался. Что уж засунули народные мстители в пряник, было загадкой. Но вонь в комнате возникла просто невероятная. Аленка не стала даже кликать служанок, сама кинулась к окнам и распахнула их настежь. Вонь поперла на улицу, и дышать стало легче. Аленка отдышалась и кинулась к лежавшему на полу Брахме Кумарису:
– Вставай, махатма! Очнись!
Но махатма на крики Аленки не реагировал. Взрывная волна народного гнева оторвала его пустую душу от бренного тела и отправила в бесконечный метемпсихоз.
– Помер, – прошептала Аленка. Ой, помер, паскуда окаянный, махатмушка мой разлюбезный! На кого ж ты меня одну покину-у-ул?!
Махатма оставил эти крики без внимания. Ему уже было не до Аленки. Душа его устремлялась все дальше и дальше от Тридевятого царства – в вожделенные Гимнолаи.
Наутро кутежане узнали, что Брахма Кумарис больше не будет требовать с них просветления. По-вдовьи одетая Аленка проводила спеленутое простынями тело кармического супруга на скотный выгон, где смуглокожие адепты сожгли указанное тело согласно традициям. Они настойчиво предлагали вдове последовать за мужем в костер, но Аленка только глянула, и все настойчивые поторопились исчезнуть из поля ее зрения.
С кончиной махатмы произошли и другие неприятности. Все его ученики торопливо выстраивались рядами, шли на Красную площадь и свистом созывали своих чудовищных птиц. Но птицы почему-то не летели. (Как выяснилось позднее, на них напал внезапный падеж. То ли эти птицы белены объелись, то ли кутежанского пшена обклевались и оно впрок им не пошло). Зато из ближайших улиц и переулков начал подтягиваться к площади народ, вооруженный дрекольем, топорами и прочим холодным оружием…
В результате короткой, но очень насыщенной событиями битвы никто из вашнапупских пришельцев не уцелел. Тем паче что оказались они вовсе не людьми, а какими-то премерзкими насекомыми в людском обличье, и оттого сносить им головы было еще легче,
Аленка наблюдала побоище, спрятавшись за шторой в парадной приемной.
– Все пропало, – шептала она. Все рухнуло.
– Ваше величество изволит ошибаться, – услышала она голос у себя за спиной.
Живо обернувшись, Аленка увидела господина фон Кнакена, посла крошечного княжества Нихтферштейн. Фон Кнакен улыбался самозванке, демонстрируя свои безупречно белые и сверкающие чудовищные зубы. А рядом с послом стояла, поминутно дергаясь и меняя форму. Девочка Живущая в Сети.
– Привет, ромашка, – сказала она царице. Твое задание выполнено.
– У этого существа, – не переставая улыбаться во все зубы, заговорил фон Кнакен о Девочке, – уникальная убойная сила. А также скорость, дальность полета и радиус поражения.
– Чаво? – не поняла царица и нахмурилась. Всякий раз, когда при ней употреблялись в разговоре непонятные слова, она считала их матерными и наносящими оскорбление лично ей.
– Эта странная призрачная девица просто смела с лица земли те местности, которые вы приказали уничтожить. Я могу засвидетельствовать, что теперь там один пепел и руины.