– не хочешь, но это так, и не повезло: Ще в больнице, а я в радиозакруте. В последний день 39-летия, 1 марта, на работе пришлось бешено поработать. Повкалывать, как рабочий у станка, расходуя своё серое вещество направо и налево. Отпахал в Комитете аж 13 часов и завизировал последний материал об Узбекистане.

2 марта на работе поздравили стихами:

Пробило! 40! Скажем прямо:

Мгновеньем пронеслись года.

Когда б не Яшин, не «Динамо»,

Не спортлото, не этот самый

Отдел бразильский – вот тогда

Наверняка пришла беда…

Ну и т. д. «Ты знаешь, Юра, как нам дорог / Твой цветущий лик, твой глас…» Насчёт «лика» загнули, конечно. Посмотрел в зеркало: измученный фейс. Всех своих поздравителей угощал в буфете на 9-м этаже, а потом позволил себе расслабиться и отдохнуть в библиотеке, листая подшивки старых газет от 2 марта 1932 года.

Передовая «Правды» – «Марксистско-ленинское воспитание – на высшую ступень». И призыв разоблачать «антипартийную анархо-синдикалистско-меньшевистскую стряпню Шляпникова… школки троцкистских контрабандистов… бороться с гнилым либерализмом».

Репертуар театров: в Художественном – «Хлеб», во 2-м Художественном – «Бесы», в Театре Вахтангова – «Пятый горизонт», в Сатире – «Пять сантиметров», в Еврейском театре – «200 000», в театре МОСПС (был такой) – «Запад нервничает». Он всегда нервничает, а мы всегда спокойны и уверенны. Знай наших!.. В кинотеатре «Ударник» – фильм с участием Гарольда Ллойда. В «Литературной газете» (номер от 5 марта) стихи Веры Инбер:

«Посмотри на меня, моя милая,

Мой любимый, мой классовый друг».

Главное, чтобы из одного класса, пролетарского… И разнос писателя Льва Овалова и его романа «Ловцы сомнений» за образы «сомнительных рабочих: сомнительных коммунистов, сомнительных комсомольцев». И – о ужас: «Автор не показал банкротства оппозиции», «наглой кулацкой буржуазной болтовне ничего не противопоставляется…», «хмуры и угрюмы рабочие». Н-да.

2 марта не 1932, а 1972 года, – в Латиноамериканской редакции партийное собрание. Меня выбрали секретарём собрания. Братцы, а где отдых?!. Тихий плеск воды, звучащие флейты и танцевальные движения полуобнажённых гурий?.. И обращение к Ще в письме: «Видишь, вполне в стиле Востока…» (12 февраля 2019 г.)

1973 год – 40/41 год. Первый выезд на Запад: страны Бенилюкса

До дневника в январе-феврале не доходили руки. Лишь 2 марта накупил газет и из вырезанных заголовков составил поздравительный текст к 41-му дню рождения.

«В строю». «С временем сверяя шаг». «Успехи зависят от каждого». «Главный критерий – дело». «Свекловоды держат совет». «Всё бы хорошо, да что-то нехорошо». «Агрессоры у позорного столба». «Как жить дальше».

В театрах: в Кремлёвском дворце – «Садко», во МХАТе – «Валентин и Валентина». В Малом – «Перед заходом солнца». Ленком – «В этом милом, старом доме». Сатира – «Таблетка под язык» и в «Современнике» – «Восхождение на Фудзияму».

А теперь к своей Фудзияме. Запись из дневника:

2 марта

День моего рождения. 41 год. Никакой радости, никакой приподнятости, сплошной и густой минор… Позади четыре десятилетия, начато пятое. Смешно, вроде бы ещё мальчишка, а вот, поди, уже пятый десяток. Ещё можно лечь на пол и подкидывать кота кверху, гонять маленький мячик и корчить рожи перед зеркалом, – но это лишь мимолётные ребячьи забавы. Забавы проходят, растворяются, исчезают, и снова сорок лет, седые виски, паутинка морщин возле глаз и трезво-расчётливый ум.

Сорок один. Если не ошибаюсь, то это 14 975 дней, целая куча песка, неотличимые друг от друга песчинки. И только дневниковые записи, словно луч фонарика, высвечивают из этой кучи отдельные песчинки дня, и тогда на этих песчинках – микронах вечности можно рассмотреть бороздки и царапины дел и безделья, мыслей и чувств, событий и встреч. Но давно уже не веду дневник, и все дни падают в беззвёздную темноту Прошлого…

На работе прослушивали мою передачу «Атенсьен ави дес ду сабэр» – «Слушайте нас, любознательные!». В передаче звучали песни, и это было весьма кстати. Бразильская самба «Леванта а кабеса» («Выше голову») была восхитительна. Удивительно радостная и вместе с тем с грустинкой, какой-то сплав надежд и разочарований.

Вечером дома. Ще надела новое малиновое платье и была неотразима. Вкусный ужин, пиво из новых кружек, изрядная порция газет и верная пишущая машинка «Консул». Ближе к ночи фигурное катание, трансляция из Братиславы…

3 марта

Из записей Ще: «Утро 3 марта было прекрасным. В комнате посапывал новорождённый, по которому ходит кот, вздрагивая от сладких рулад. А за окном – сказка снежная. Деревья белые, в снегу…»

К 18 часам начался сбор гостей. Первыми пришли Куриленки – Володя и Мила в чёрных обтянутых штанах, и Меркуловы – Коля и Лина. С опозданием подрулили Давидовские – Борис и Наташа. Пришли с шампанским и подарком в роли хохмы – электрической грелкой. За столом было шумно и весело. В.П. с изумлением смотрела, как ныне проходят праздники. Ще осталась недовольна, как она написала в своих записках: «усталость, грязная посуда и никакого удовольствия» А где мадригалы, а где фимиам?.. И запись: «Юра прав: нельзя путать разные понятия – „компания“ и „салон“».

Ну, а на работе в день моего 41-летия бодро звучала песня:

Куда бы ни поехал, куда бы ни пошёл, –

Повсюду наша молодость, повсюду комсомол…

Этот пропагандизм хорошо снижали строки Николая Рубцова, тихого и полного тоски лирика:

Лети, мой отчаянный парус!

Не знаю, насколько смогу,

Чтоб даже тяжёлая старость

Меня не согнула в дугу!..

Какая старость! Бедный Коля Рубцов прожил всего лишь 35 лет и был задушен 19 января 1971 года любимой женщиной во время ссоры…

Ну, а мне судьба приказала шагать дальше, как предписал заголовок в одной из газет в день 2 марта: «В строю, на поверке, с временем сверяя шаг». «Главный критерий – дело». И жизнь, как колесо, покатилась дальше…

3 мая

Наступил день Первого мая. В отличие от юношеских лет и жизни в Арсентьевском переулке – никакой приподнятости, никакого душевного «экстазуя» и никаких праздничных шумов и звуков. Во дворах в районе Песчаных улиц нет детей с шарами и гуделками, не видно демонстрантов с барабанами и гигантскими портретами вождей на тележках с колёсиками. Ничего. Только свежераспустившаяся зелень да небо в облачном панцире…

Поехали на ВДНХ. Былой восторженности уже нет. Удивительная архитектурная безвкусица. Нагромождение разностильных дворцов и павильонов, уже начавших обсыпаться. Городок лжеуспехов и псевдопышности. Чтобы выпить пива, пришлось