всё плотно скрыто сарафанами, а волосы прикрыты косынками. Они полулежат и счастливо улыбаются: рапорт о косовице хлебов в центр послан досрочно… К нам вышел некий ответственный товарищ и заверил нас, чтобы мы не беспокоились: на родине всё хорошо, страна уверенно идёт по пути социализма…

12 июля

Снова Гаага. Музей Маурицхейс. Среди картин знаменитый урок анатомии Рембрандта – «Анатомия доктора Тульпа», написанная в 1632 году, ровно за 300 лет до моего рождения. Полотна Якоба Иорданса, Яна Вермеера… Город Гарлем, музей Франса Хальса. «Стрелки гильдии св. Адриана» (1633). Как писал какой-то наш критик о художнике, «свои разочарования, горечь и тревогу Хальс умеет превратить в прозрение великой истины…». На улице в лавочке не удержался и купил за один гульден и 25 центов фаянсовую тарелочку с изображением традиционной голландской мельницы…

В 12.25 въехали в Амстердам, в северную Венецию. Небольшой отель «Наполеон»… Амстердам – коловращенье машин, людей, суета, Музей восковых фигур мадам Тюссо, секс-шопы…

13 июля

Дом-музей Анны Франк. Городской парк, наводнённый хиппи. «Музеи – это старая Голландия, а хиппи – новая…» – объяснила гид. Среди хиппующих молодых людей как-то по-иному воспринимаешь наши студенческие строительные отряды: «А я еду, а я еду за мечтами, за туманом и за запахом тайги». Тут совсем иные пристрастия и иные запахи. Любовь под открытым небом…

Рядом с городским парком Рейксмузеум. Обширная коллекция Рембрандта ван Рейна. И знаменитейший «Ночной дозор»…

Итальянский ресторан «Пино» удивил знакомыми с юности мелодиями: «Полюшко-поле», «Кирпичики», лещенковская «Татьяна» с воспоминаниями золотых дней и кустов сирени… Вечером в гордом одиночестве посмотрел фильм Бертолуччи «Последнее танго в Париже» (примечание из сегодняшнего дня: у нас эта лента смогла демонстрироваться лишь после падения СССР и железного занавеса).

14 июля

Заандам. Домик Петра Великого. Вылизанная до блеска деревушка Саншесханс. Волендам. На катере по амстердамским каналам. Район секс-шопов. «100 процентов порно. Гарантия». Набережная продажной любви.

Осмотрелись немного и в ночные дозоры

Мы отправились снова, как встарь.

Посмотрели в окошко, как живописные крошки

Зажигают призывно фонарь… –

продекламировала в автобусе Марсела стихи неизвестного поэта.

Саша Кутейницын работает в журнале «Здоровье». Рассказывает, как в редакцию приходят мешками письма, в которых просят помощи и советов в запретной области секса. На почве незнания льются ночами невидимые слёзы, разыгрываются трагедии, рушатся семьи. Жёсткое табу на интим оборачивается страшным бумерангом против людей. Но нельзя! Не принято у нас об этом. Главное для советского человека – это труд, здесь человек всё должен знать, понимать и чувствовать, как прекрасен он, этот самый труд. В человеке должна быть воспитана, как язвительно заметил критик Янов, «великолепная способность безупречно вкалывать в любых самых нечеловеческих условиях» («Новый мир», 7-1972). А постель? Извините! Пережиток прошлого. Тяжёлое наследие царского режима…

15 июля

Как говорил Горацио: «Но вот и утро в розовом плаще росу пригорков топчет на востоке». Проснулся в 4 часа и перебирал в памяти минувший день. Фраза одной журналистки: «Вера, я не понимаю, как живут лесбиянки, ведь у них для ЭТОГО ничего нет»…

За завтраком Марсела объявила: «Сегодня воскресенье. Всё закрыто, кроме девочек». Она сделала эффектную паузу и добавила: «Но голландцы к ним не ходят».

А нас повезли на кладбище Амерсфоорт, где достойно захоронены советские воины. На плитах значатся фамилии: Моисеенко Адам, Нога Фёдор, Бобров Михаил… Заснули вечным сном молоденькие парни на далёкой и незнакомой голландской земле. Они полегли для того, говорят нам, чтобы никогда не было войн и несправедливости. Но разве войны кончились и разве зло по-прежнему не властвует на земле?

…От Амерсфоорта до Сафари 60 км. Сафари – это Африка в миниатюре… Сафари – это звери на воле. По пути то и дело слышались шутки, кто кого съест… жирафы, зебры, страусы, львы, носороги.

16 июля

С утра погода стояла на отлёт.

Сердце рвётся в груди на части,

Надоел уже Амстердам.

Я лечу сегодня, Щекастик,

Чтоб к любимым припасть к ногам, –

писал я, примостившись к гостиничной тумбочке. «А если вдруг какой-то турк / Тебя загонит в Люксембург…»

До аэропорта музей Винсента Ван Гога. 230 полотен и 500 рисунков… Аэропорт Схипхол. Поднимаемся по трапу и имеем счастье лицезреть курносые физиономии русских стюардесс. Взревели турбины Ту-154. И вместо взлёта к самолёту заспешили жёлтые пожарные машины. Стало быть, какое-то ЧП. Из-за него мы вышли из самолёта и получили дополнительный день пребывания в Нидерландах. Как там у Юнны Мориц? «Ни у кого не спрашивай: „Когда?“ / Никто не знает, как длинна дорога…» Ночлег мы получили в шикарной гостинице «Гранд-отель Краснопольски»…

17 июля

Незапланированный завтрак на голландской земле. Стол по-шведски… Последняя прогулка по торговой улице. И снова Схипхол. Нас ведут к новенькому Ил-62, а вчерашний Ту-154 стоит невдалеке и кукует… В салоне вместе с нами летели шахматисты, и я с удовольствием терзал вопросами экс-чемпиона мира Михаила Таля… В 18.00 по московскому времени мы совершили посадку в Шереметьево.

– Кто такие? – хмуро спросил таможенник.

– Журналисты.

– Где были?

– В Бенилюксе.

– Журналы, газеты покупали?

– Нет, – хором ответили мы.

– Проходите, – последовало равнодушное разрешение.

Кошка Тяпка дома сделала «глаза во флюгере» и отбежала подальше от чужого заграничного дяди. Из сумки вывалил кофты, баночки джема, салфеточки и прочие сувенирсы. Каждая штуковина осматривалась и комментировалась. Я был дома. Все близкие рядом и находились в приятном удивлении от явления из Бельгии-Голландии. Чего же боле?!. А на следующий день утром мы отбыли в Софрино – на продолжение отпуска.

Софрино

19–27 июля

В Софрино было хмуро и пасмурно. Дождь баловал нас своим вниманием. Иногда отогревало солнышко…

Из записей Ще: «Итак, 15 дней несоветской жизни вдали от российских берегов привели Ю.Б. к плачевному состоянию. То ли не выдержал позвоночник, то ли отказал какой-то блок в нервной системе, то ли сказался великолепный прострел в Арденнских лесах, но фигура загрантуриста очень напоминала по крену Пизанскую башню… На мою долю выпала благородная роль медсестры и сиделки, работала с двойной нагрузкой: часами выслушивая Ю.Б., я освобождала его от переизбытка впечатлений, не забывая при этом врачевать его измученное тело. Анальгин, горчичники и простое проглаживание облегчали боль у человека-Пизанская башня. Но это не всё. Я без конца примеряла привезённые из Антверпена шикарные кофточки, одна ярко-салатовая, а другая небесного цвета, – гибель московским модницам. Ещё успевала читать взятые в библиотеке Дома творчества журналы „Искусство“ советских 40–50-х годов и книгу Гусаровой „Мир искусства“. К чтению и лечению