— О, в самом деле? Вы это серьёзно? — Мэри почувствовала болезненный укол в сердце, но в то же время не могла не испытать некоторого облегчения при мысли, что решение Брендона избавит её от искушения.

— Мне кажется, сомневаться в серьёзности моего намерения нельзя, — ответил Брендон. — Я охотно остался бы в Англии, пока не будет погашен долг, лежащий на отцовском наследстве, чтобы последнее могло быть обеспечено моим братьям и сёстрам. Но я должен ехать и надеюсь добыть там, в Новом Свете, денег.

Мэри кинула на Брендона сверкающий взор и спросила:

— А как велики эти долги? Позвольте мне дать вам эти деньги, у меня их больше, чем надо. Скажите мне, сколько нужно, возьмите у меня деньги. Ну, говорите скорее!

— Вот оно! Вы опять — сама доброта! Искренне благодарю вас! — Говоря это, Брендон так посмотрел Мэри в глаза, что она не могла ни секунды вынести его взор. Опять положение начало становиться опасным, но, быстро овладев собой, Брендон продолжал в шутливом тоне: — Значит, вы хотите заплатить долги моего отца, чтобы у меня не было больше предлога оставаться здесь? Пожалуй, в сущности вы вовсе не так уж добры!

— Нет, нет, вы сами это отлично знаете! Но всё-таки позвольте мне заплатить долги! Сколько? Сейчас же скажите мне, приказываю вам!

— Нет, леди Мэри, я не могу!

— Пожалуйста, скажите! Если я не смею приказывать, то должна просить, и теперь я знаю, что вы это сделаете. Ведь не заставите же вы меня вторично просить?

Мэри подсела поближе к Чарльзу и заискивающе положила на его руку свою. Следуя непреодолимому влечению, Чарльз взял её руку, поднёс к своим губам и запечатлел на ней долгий пламенный поцелуй, в смысле которого она не могла ошибиться.

Мэри испугалась, и на короткий миг принцесса снова взяла в ней верх.

— Мастер Брендон! — крикнула она и отдёрнула руку.

Чарльз отпустил руку и отодвинулся. Он ничего не ответил. Отвернувшись, он смотрел из окна на реку.

Так сидели они оба в молчании.

Мэри поняла, что означало то почтительное движение, с которым Чарльз отпустил руку и отодвинулся. Некоторое время она смотрела на него ласковым взором, затем подняла руку, вложила её в руку Чарльза и тихо сказала:

— Вот она, если вы хотите её!

— Хочу?

О, это было уже чересчур! Теперь Брендону уже было мало руки, он должен был иметь всё, всё! Поэтому он вдруг схватил принцессу в свои объятия с такой необузданностью, что она испугалась.

— Прошу вас, оставьте меня! Не теперь, сжальтесь, Чарльз… о, не надо… не надо… Матерь Божия, прости мне!

Но тут женская стыдливость Мэри уступила бурному натиску его страсти, она упала к нему на грудь, обвила своими белыми руками Чарльза за шею и стала целовать его. Высокорожденная, знатная принцесса платила слепому Амуру ту же подать, что и самые простые девушки из народа, словно вовсе не кровь пятидесяти королей сделала её губы такими красными и сладкими!

Брендон держал некоторое время девушку в своих объятиях, а затем упал перед ней на колени и спрятал лицо в складках её платья.

— Да поможет мне Небо! — воскликнул он.

Мэри провела рукой по его волосам, ласково откинула волосы с его лба и нежно шепнула:

— Да поможет Небо нам обоим, потому что я люблю вас!

Чарльз вскочил и бросился вон с криком:

— Пустите, пустите меня… молю вас!

Мэри последовала за ним до двери. Когда Чарльз обернулся, то увидел, что она стояла, закрыв лицо руками.

Брендон вернулся и сказал:

— О, я не хотел заводить это так далеко, и если бы вы сами не подтолкнули меня, то никогда… — но тут Чарльз вдруг вспомнил, с каким презрением относился он всегда к Адаму за то, что тот старался свалить всю вину на Еву, и продолжал: — Нет, это неправда! Тут виноват я один! Я должен был уже давно уехать.

Взор Мэри был прикован к полу, слёзы неудержимо лились из её глаз по разгорячённым поцелуями щекам.

— Никто здесь не виноват, ни вы, ни я, — пробормотала она.

— Нет, нет, тут нет вины, это — судьба. Я не таков, как другие мужчины; я никогда не смогу пережить это!

— О, я слишком хорошо знаю, что вы не похожи на остальных мужчин. Да ведь и я… тоже… не похожа на других девушек?

— О, ещё бы! Нет более такой женщины во всём огромном, необъятном свете.

И они снова упали в объятия друг друга.

Так прошло несколько мгновений. Наконец, опустив глаза, Мэри задумалась, и Брендон, слишком хорошо зная выражение её лица, сразу понял, что она чем-то недовольна.

— Вы хотите сказать что-то? — сказал он.

— Я — нет! — ответила она тихо.

— Значит, это я должен сказать что-то?

Мэри медленно кивнула головой и сказала:

— Да.

— Что же это такое? Объясните мне, и я скажу то, что нужно.

— Разве вам не понравилось слышать от меня, что я… вас… люблю?

— О, вы сами знаете! Но… но… вы хотите слышать это и от меня также?

Мэри быстро кивнула несколько раз головой, и при этом её длинные чёрные ресницы приподнялись, и из-под них сверкнула пара блестевших страстью глаз.

— Этого совершенно не нужно, — произнёс Брендон, — но я слишком охотно скажу вам: «Я люблю вас!»

Мэри прижалась к Чарльзу и спрятала лицо у него на груди.

— Ну, я сказал. А где награда? — спросил он.

Прекрасное лицо принцессы обернулось к нему, и посыпалась награда за наградой.

— Но это хуже, чем безумие! — крикнул наконец Брендон, почти грубо отталкивая от себя девушку. — Мы ведь никогда, никогда не можем принадлежать друг другу!

— Нет, — ответила Мэри, с отчаянием тряхнув головой, тогда как слёзы снова брызнули из её глаз, — нет, никогда!

Упав на колени, Чарльз ещё раз приник к её рукам, а затем вскочил и сломя голову кинулся к двери. Слова Мэри ещё раз наглядно показали ему непроходимую пропасть, которая сверху казалась ещё глубже, чем снизу. Тут оставалось одно: спасаться бегством!

Вернувшись в свою комнату, Чарльз принялся метаться взад и вперёд в страшном волнении.

— Дурак, дурак! — вопил он. — К чему я взвалил себе на всю жизнь такую смертную муку? К чему