— Давай отдадим его на хранение Ушурикти, работорговцу.

— Как же так? — воскликнул Насибугаши. — Ты же сказал, что я не буду рабом — ну, ладно, сказал, что я, скорее всего не буду рабом. Выходит, ты передумал?

— Нет, — ответил Шарур. — Просто побудешь пока под присмотром Ушурикти. От него не сбежишь, там можно спокойно переждать, пока тебя не выкупят. За твое содержание мы заплатим и эту сумму добавим к выкупу, который за тебя запросим. А вот если твои родичи или твой бог откажутся выкупать тебя, тогда придется продавать тебя в рабство.

— Так и будет, — решил Эрешгун.

— Так нечестно, — насупился Насибугаши. — Я верил тебе, гибилец. Мой бог тебе поверил. Ты обманул меня. Ты обманул моего бога.

— Видишь ли, я не служу Энимхурсагу, — сказал Шарур. — Я служу Гибилу. — Он специально не стал добавлять, что служит Энгибилу. Собственного бога он привык обманывать, и делал это так часто, что с легкостью обманул и другого бога.

— Поторапливайся. Отведем его к Ушурикти, — напомнил отец.

— Надо будет предупредить его, чтобы следил за ним хорошенько, — Шарур с сомнением посмотрел на своего пленника. — Запросто может сбежать. Он умный.

— Был бы я действительно умным, — с горечью проговорил Насибугаши, — не стоял бы сейчас здесь.

Но его уже никто не слушал. Да и с какой стати? Он был пленником в чужом городе. Так что его просто отправили к Ушурикти.

Хаббазу поклонился Шаруру.

— Сын главного торговца, ты сделал то, что собирался сделать. Теперь Энгибил, безусловно, станет заботиться о северной границе, ему не до собственного храма. Пришло время заняться чашкой Алашкурри.

— Нет, мой друг из Зуабу, еще не время, — возразил Эрешгун.

— Вот: смотри. У нас есть для тебя кое-что, причем такое, что тебе вряд ли удалось бы украсть.

Шарур протянул Хаббазу бронзовый меч с рукоятью, обмотанной золотой проволокой, в кожаных ножнах; шлем из жесткой кожи, укрепленный бронзовой пластиной; и кожаный нагрудник с бронзовыми пластинами.

— Это все твое, — сказал Шарур.

— Прекрасный подарок. — Хаббазу поклонился. — Вы щедры ко мне. Не знаю, смог бы я украсть такое. Я горжусь своим ремеслом не меньше, чем вы гордитесь своей торговлей. И все же я должен спросить тебя: зачем ты даешь мне все это? Я же вор, а не воин. С кем я буду драться? У меня свои дела есть.

— Сейчас для них не время. Сейчас нужно сражаться, — ответил Эрешгун. — А вот после победы, пока глаза Энгибила прикованы к северной границе, мы поспешим обратно в Гибил. Тогда и придет время для твоего мастерства.

Худое лицо Хаббазу скривилось в отвращении.

— Ты полагаешь, что если я украду эту чашку Алашкурри, пока вас нет в Гибиле, я оставлю ее себе и передам Энзуабу?

— Да, мы так думаем, — кивнул Шарур. — Будь ты на нашем месте, разве ты не подумал бы так же?

Вопрос заставил Хаббазу ухмыльнуться.

— Пожалуй, ты прав, сын торговца. Наверное, я бы так и сделал. Но тогда скажи мне: вы заплатите мне за то, чтобы я сражался за чужой для меня город?

— Почему бы и нет? — усмехнулся Эрешгун. — Я смотрю, ты не только вор, но и торговец.

— Нет, мне торговля неинтересна, — с достоинством ответил Хаббазу. — Торговля — тяжелая работа. Да и скучная к тому же. Ворам тоже непросто. Но ворам не бывает скучно.

— Даже если приходится подолгу дожидаться, когда настанет подходящий момент? — с лукавой усмешкой спросил Шарур.

— Даже тогда, — кивнул Хаббазу. — Жду я обычно в тавернах. Пью пиво. Ем соленую рыбку и лук. Иногда я даже баранину ем. Если вижу хорошенькую куртизанку, даю ей что-нибудь, чтобы она согласилась лечь со мной и делала то, что я хочу. Возможно, некоторым такая жизнь наскучила бы. Только не мне.

— Но ведь это не все, из чего состоит жизнь вора, — сказал Эрешгун. — Этак все бы ворами стали. Никто не захотел бы держать таверну. Никто не стал бы варить пиво, ловить и солить рыбку. И лук никто бы не выращивал. Про овец я уж не говорю. Да и куртизанку не соблазнили бы несколько кусочков металла, если бы она могла их украсть.

— Вы правы, господин купец, но только отчасти, — ответил Хаббазу. — Многие мужчины занимаются торговлей. Но многим ли удается в этом преуспеть? Всего лишь нескольким, таким, как вы. Многих соблазняет жизнь вора, но мало кто достигает в этом деле таких вершин, как я. Столь искусных воров поискать.

— Насчет воровства не знаю, а вот в споре ты силен, — уважительно произнес Эрешгун.

— В самом деле, — кивнул Шарур. — Если он и в бою покажет себя так же хорошо, как в споре, лучше бы имхурсагам не замахиваться на могущество Гибила.

— Мне нет дела до могущества Гибила, — сказал Хаббазу. — Я — часть могущества Зуабу. — Он поднял руку. Пальцы у него были длинными и ловкими. — Остановимся на том, что я наемник из Зуаба, и сейчас служу Гибилу.

— Ну что ж, с твоей стороны это довольно великодушно, — рассмеялся Шарур. Рассмеялся и Хаббазу. Ни тому, ни другому не хотелось обижать собеседника, настаивая на своем.

Шарур огляделся. Тени сгущались. Цвета тускнели.

— Пора ужинать. Потом — спать. Утром мы с братом пойдем на север. Поможем победить имхурсагов, а потом вернемся. — Не успел Шарур договорить, как в дом вошел Тупшарру. — Я вижу, вы дали Хаббазу оружие, — сказал он. — Значит, он сначала будет сражаться за нас, а потом уже воровать для нас?

— Сейчас он — наемник из Зуаба на службе Гибилу. Он сам так сказал, значит, так и есть.

— Ты лучше не издевайся надо мной, — сказал Хаббазу. — Твои слова ранят меня в самое сердце. — Он пошатнулся, словно получил смертельную рану.

Не только Шарур, Эрешгун, Тупшарру и Хаббазу собрались в дорогу следующим утром. Улица Кузнецов опустела. Оружейники разобрали свои изделия и отправились на защиту города. Даже лысый, грузный Димгалабзу взвалил на плечо топор с длинной рукоятью и широким