благородный-благородный, он генерал в высшем значении этого слова. Женщина должна постоянно сгибаться перед этим, почти демонстративным, благородством.

Солдафонская установка Яго не могла не обнаружить «измену» Дездемоны. Достаточно того, что Дездемона, как женщина, как жена, позволяет себе жизнь вне Отелло, жизнь без Отелло. Она должна быть всегда, в любую минуту такой, какой хочет видеть её Отелло. Она должна постоянно жить состраданием, оно, сострадание, должно выражаться в каждом её жесте, в каждой пластической позе.

Если говорить о художественном решении, то это своеобразная «игра в классицизм»

…«игра» здесь столь же важное слово, как и «классицизм»…

Никаких нюансов, никаких оттенков, всё должно быть строго и размеренно (от слова «размер»). Такой вот стиль, на страже которого стоит не Отелло, а именно Яго.

Может быть, и спектакль должен называться не «Отелло», а «Яго».

…Дездемона и Кассио

Дездемону Кассио знает давно, почти с юности. Вместе росли, вместе играли в отроческие игры, в которых есть предчувствие будущей любви. Во что играли в те века, мне неведомо, но, думаю, какое-то подобие флирта для юного-юного возраста было во все времена.

Дездемона обрадовалась, что здесь, на Кипре, появился Кассио. Ей элементарно скучно, Отелло часто в походах, когда появляется – чересчур монотонен, Эмилия служанка, с ней, в лучшем случае, можно поделиться сокровенным, но невозможны обычные девичьи шалости. Подруг у Дездемоны нет, нет никакого подобия светского общества, с офицерскими жёнами она не общается, да их на Кипре, раз, два и обчёлся. Вот почему Кассио, как глоток свежего воздуха.

Можно назвать их отношения дружескими, хотя это скорее клише, или любовь, или дружба, всё остальное от лукавого, на самом деле, всё как раз и происходит в этом диапазоне. Точнее сказать, что взаимоотношения Дездемоны и Кассио одна из бесконечных метаморфоз взаимоотношений мужчины и женщины.

…Дездемона между Отелло и Кассио

Дездемона, сама того не подозревая, начинает разрываться между Отелло и Кассио. Мощный мотив любви к Отелло – состраданье к его мукам. Это бесспорно. Буквально, готова отдать всю себя без остатка. Но, одновременно, – это проявляется не сразу, не в один день, накапливается капля за каплей – она устаёт от монотонности этого сострадания. Да, несомненно, за муки полюбила, но невозможно же с этим жить и день, и ночь, и день, и ночь («не отходя ни шагу прочь»[518]).

Представим себе, что Дездемона девочка была радостной, полной энтузиазма, беспечной, смешливой. И в юности сохранила такую же лёгкокрылость, улыбчивость, смешливость.

Зададим вопрос, может ли такая Дездемона глубоко сострадать?

А почему нет. Разве сострадание обязательно предполагает женщину всегда серьёзную, всегда собранную, подчёркнуто умную. Разве обязательно «сострадание» – как в прорубь броситься. Можно же без самоотречения тургеневских героинь[519].

Дездемона у Шекспира совсем не идеалистка, не случайно она задаёт Эмилии кощунственные вопросы. Это не праздное любопытство, она пытается понять «как возможны измены»

…точно так, как Гамлет пытается понять, как возможен мир, в котором главенствуют подлость, измена, бесчестье…

Для неё измена исключена, не столько из-за моральных принципов (само-собой), сколько, скажем так, из-за присущей ей «чистоплотности», не только в гигиеническом смысле слова.

Дездемона как раз очень доверчива, поэтому она может позволить себе быть с Кассио искренней, ветреной, даже плутоватой.

Можно вообразить сцену спектакля по «гендерной» транскрипции, в котором Дездемона и Кассио, резвятся как невинные дети,

…Кассио ведь тоже остаётся невинным в силу своей естественности и органичности…

бегают по сцене, веселятся, Дездемона даже садится на плечи Кассио, и хохочет от восторга.

…Яго между Отелло и Дездемоной

Теперь представим себе, что эту сцену подсмотрел наш моральный догматик Яго. Не трудно вообразить, что он подумает. И утвердится в своих подозрениях, что Дездемона не достойна Отелло, а если не достойна, следовательно «изменяет» ему.

И для него вопросом чести становится необходимость убедить в этом Отелло, найти соответствующие доказательства, если надо, то их подстроить, сконструировать (цель оправдывает средства).

А мы в свою очередь должны признать, что «солдафонский» подход это не только «солдафонский», он много шире. Это составная часть дискурса, который ещё долго будет сохраняться,

…особенно в странах, т. н. «третьего мира», где мужчины и женщины должны быть нормативными…

хотя героические эпохи давно прошли, соответственно, прошла эпоха, в которой главенствовало убеждение, что мужчина это «мужчина», а женщина это «женщина» и им никогда не сойтись.[520]

…фантазии о будущем: после Большой Войны

Так и хочется сравнить эту историю с тем, что произойдёт «после Большой Войны», когда нежность («затравленная нежность», кажется, так назвал Илья Эренбург[521], женщин с портретов Модильяни[522]) и печаль пронизывают взаимоотношений мужчины и женщины, когда мужчины вдруг стали «потерянными» и растерянными, когда Роберт Кон[523] и подобные ему стали принципиально чужими, «другими».

И в тех культурах, в которых это не освоено, когда мужчины «после войны» пытаются играть «героические» роли, будет возникать множество нелепых ситуаций, которые уже не трагические, поскольку повторяются как комедия, скорее даже, как фарс.

А различные фантомные боли будут разрушать всё вокруг, но разобраться в причине этих фантомных болей, общество, культура этого общества, окажутся не в состоянии.

…два солдафона, которые не могут не понять друг друга

В моей версии, Яго добьётся своего с помощью платка, или чего-то другого, тем более ему не трудно, он не лжец, не обманщик, он уверен в правоте своих поступков. Отелло рано или поздно поверит Яго, ведь оба они солдафоны, у них одинаковый взгляд на то, каким должен быть мужчина, какой должны быть женщина. Отелло, будет в бешенстве вращать глазами, спросит у Дездемоны, «молилась ли она на ночь», а потом задушит.

Наступит ли потом отрезвление?

Вряд ли. Ведь он так и не осознает, что жизнь не сводится к «да» или «нет», «изменила» или «не изменила», он просто ужаснётся, когда выяснится, что «нет».

Поймёт ли он, что открывшееся «нет» будет, кроме всего прочего, означать, что женщина имеет право быть другой, не такой как в представлениях мужчины?

Вряд ли. Ведь его убеждения не будут поколеблены.

Поймёт ли он, что нет ничего ужаснее, чем убить живую, трепетную, радостную, изменчивую женщину, особенно когда нет в ней притворства, лицемерия и фальши?

Вряд ли. Он ведь так и не переступит через «солдафонское» в себе. Не сможет переступить.

Яго будет торжествовать.

Отелло его возненавидит, но они так и не разойдутся по разные стороны баррикад.

Возможно, эти «баррикады» должны иметь сценографическое, пластическое решение.

…какой должна быть сценография спектакля «Яго»

У меня нет режиссёрского видения подобного спектакля. Знаю только, что это должен