Убегающий оглянулся, выкрикнул что-то. Ему не ответили. Впрочем, Родищев в этом и не сомневался. Троица пустилась вдогон, но довольно скоро стало ясно, что бегают-то они похуже. Убегавший был уже в конце дорожки. Еще пара секунд, и он бы свернул за угол. Один из троих остановился, рванул из кармана пистолет, вскинул оружие. Родищев хмыкнул. Стойка у стрелка была вполне профессиональной. Да и обращался с оружием он умело. Наверняка спортсмен или военный. Опять же, не за автомат схватился, а предпочел пистолет. Умный, стало быть. Короткий «Калашников» для таких вещей — игрушка непригодная. Из него как из лейки поливаешь. Да и никогда точно не скажешь, куда попадешь. Ствол гуляет, разброс большой. Нет, и одиночную мишень из него завалить можно, но получается неоправданно большой расход боеприпасов. Стрелок это понимал. Звонко хлопнул выстрел. Желтым искрящимся росчерком улетела в траву гильза.

Убегавший словно бы споткнулся, согнулся пополам, сделал еще пару шагов, клонясь все ниже, и наконец упал, ткнувшись головой в бордюр. Трое подбежали. Стрелок остановился в стороне, а остальные двое принялись сосредоточенно и деловито пинать упавшего, словно это был и не человек, а футбольный мяч. Наконец стрелок сказал что-то отрывистое. Один из двоих бивших по инерции, должно быть, еще пару раз пнул лежащего.

— Хватит, я сказал! — резко и громко повторил стрелок.

Оба избивавших отошли в сторону, стрелок же присел на корточки рядом с лежащим и принялся деловито и сноровисто обшаривать карманы.

«Мент, — подумал Родищев. — А может, и гэбист. Впрочем, кто у нас теперь не умеет обшаривать карманы? Каждый уважающий себя гражданин России должен уметь перевести через дорогу старушку и „обшмонать“ пьяного», — он криво усмехнулся.

Один из двоих «бойцов» повернулся и уставился на окна. Родищев чуть прикрыл занавеску, оставив лишь узкую щель. Ему вовсе не улыбалась перспектива угодить «на зубок» этим троим волкам. Разумеется, голыми руками его бы не взяли. Ствол у него и у самого есть, но к чему вся эта головная боль? Как говорят японские мастера рукопашного махалова: «Лучшая драка — это та, которой не было». Вот и давайте считать, что именно она у нас и состоялась.

Парень долго и внимательно изучал окна домов, а затем сделал то, чего Родищев никак не ожидал — врезал из автомата, крест-накрест, не целясь, вдоль всей стены. Было в этом какое-то босячество, махновщина несерьезная, дурь жеребячья.

Но дурь дурью, а Игорь Илларионович едва успел пригнуться. Взвизгнула Светлана. Родищев оглянулся. Глаза у его невольной пленницы были круглыми и огромными. Второй стресс за день — это, конечно, многовато. Она смотрела на потолок, где красовалась пулевая выбоина — серая воронка, в которой можно было разглядеть темно-коричневый арматурный бок. По комнате плыла серая пыль.

Качнулись, вздуваясь, занавески. Родищев осторожно приподнялся, посмотрел над подоконником. Нет, определенно ему не хотелось попадаться на глаза этой веселой компании.

Стрелок подошел к озорному автоматчику и врезал ему затрещину. Правильно, нечего развлекаться в такое время. Война, браток. Отобрал автомат и повесил себе на плечо. Подумал и добавил увесистый пендаль, с оттяжкой, красиво. Практиковался, видать, часто. Автоматчика аж подбросило. Тот обиженно что-то начал объяснять, но стрелок остановил его одним движением руки, заговорил негромко, веско, внушительно. До слуха Родищева долетали отдельные слова: «…на хрен не нужны… тебе говорили… …троны береги, мудило!»

Ну что ж, справедливо. Автомат — не ружье. К нему патроны найти непросто. То есть не так уж и сложно, но без ожесточенного боя вряд ли отдадут.

Родищев оглянулся на Светлану, в голове мелькнула неплохая идея. В свете последних событий у него появились здравые сомнения в том, что Владлен явится на свидание. Подобные обстоятельства в деловом мире называются коротко и вкусно, как шоколадные конфеты — форсмажор. На форсмажор списывают как настоящие, так и мнимые грехи. Несдержанные слова, утерянные, пропитые, прожратые чужие деньги, невозвращенные кредиты. Форсмажор — универсальная «отмазка» любого дельца, от лоточника до президентов крупнейших холдингов. Сегодня наступил самый что ни на есть форсмажор. Ах, какие деньги уйдут под это дело в сторону закатного запада — подумать страшно. Сколько броневиков «налички» будет списано, какой ценности «безделушки» нырнут в темную глубину непонятности, чтобы затем всплыть на импортяжных аукционах. Сколько охранников и инкассаторов пропадет, исчезнет, растворится, как дым.

Наверняка будут среди них и инкассаторы «Первого общероссийского». Смерть Осокина послужила бы приятно-острой приправой к данному, безусловно, чрезвычайно грустному факту, но становилась вовсе необязательной. А вот его, Родищева, жизнь как была нужной банкиру, так и осталась. Значит, и ему, Родищеву, нужна жизнь банкира. Вот и вся арифметика.

Светлана все еще сидела, прижимая телефонную трубку к груди.

— Светлана Владимировна, — окликнул ее Родищев. — Вы звоните, звоните. Этот шум не имеет лично к нам никакого отношения.

Женщина сонно потянула руку к клавиатуре телефона. Родищев же вновь повернулся к окну. Троица спокойно шла по дорожке, тело же беглеца осталось лежать там, где лежало, — почти у самого поворота.

— Алло… — потухшим голосом сказала Светлана в трубку. Хорошая все-таки штука сотовая телефония. — Милиция? — и замолчала.

— Говорите, говорите, — взмахнул сухой лапкой Родищев.

— У нас стреляют на улице. Митрофанова. Есть. Хорошо. — Она медленно опустила трубку на рычаги. — Сказали, по всему городу так. Посоветовали идти или ехать на Речной вокзал.

— Понятно. Собирайтесь, мы уходим. — Она подняла голову, посмотрела на него взглядом заплутавшей в горах овцы. — Успокойтесь. Ничего страшного не происходит. Кстати, Александр Демьянович держал в доме оружие? — Женщина кивнула. — Оно все еще здесь?

Светлана выбралась из кресла. В каждом ее движении сквозила усталость старой куклы, заброшенной в чулан лет двадцать назад и найденной лишь по случаю грандиозного ремонта. Прошла в спальню, долго возилась в кладовке, наконец вернулась с длинным кофром — под кожу и с крупными никелированными замками-защелками, запирающимися на ключ. В углу красовалась бронзовая пластинка: «Дорогому Александру в день тридцатилетия от коллег и друзей».

«Какое счастье, — подумал Родищев не без насмешки. — Какое счастье, что у Александра такие заботливые и предусмотрительные коллеги и друзья».

Он сходил на кухню, принес нож, без труда вскрыл замки. В кофре оказался самозарядный тульский «СКС» калибра семь шестьдесят две — надежная машина, с приличной дальностью стрельбы и рамкой под телескопический прицел. Сам прицел лежал тут же, в отдельной ячейке. Щедрые оказались у «дорогого Александра» коллеги и друзья. Патроны тоже покоились в кофре — наполовину пустая картонная коробочка с обозначением калибра и длины патрона и названием производителя — Барнаульского станкостроительного завода. Родищев достал магазин, снарядил его, дослал патрон в патронник, коробочку сунул в карман. Прищелкнул телескопический прицел. С ним, конечно, неудобно, но не таскать же его в руках. И в пакет прицел не положишь. Оптика — штука тонкая. Все-таки в пристегнутом состоянии надежнее будет.