И тут я почувствовала этот аромат – аромат роз. Не душный, медный аромат кровоцвета, а аромат свежих роз в весенний день. Всюду вокруг меня разлился свет, я подняла голову и повернулась.

Там стояла она. Не измученный призрак, который я видела в последний раз, и не призрак с перерезанным горлом, преследовавший меня с самого детства. Арен выглядела так, как, должно быть, выглядела при жизни, – светящейся, очаровательной, с фиалковыми глазами и гладкими шелковистыми волосами цвета корицы. Она подошла, протянула ко мне руки и сжала мои ладони. Ее кожа была мягкой и безупречной. Ее прикосновение не было холодным.

Она закрыла глаза, и меня увлекло новое видение. Это была не смерть в будущем, а смерть из прошлого.

Она показала мне своих братьев. Красивых. Любящих. Показала, что уже ребенком ощущала в себе движение священной целительной силы и знала будущее, умела видеть и предотвращать смерть. Она показала мне, как под присмотром Эмпиреи росла в рядах своего ордена в Ассамблее, вышла замуж за короля Ренольта и родила сына, а затем услышала, как Эмпирея шепчет ей о другой священной тропе – о вратах между материальным миром и миром духов. Принудительное жертвоприношение так бы и оставило их открытыми, но если бы она добровольно рассталась с жизнью во время заклинания, то могла бы закрыть эту брешь навсегда.

Она погрузилась в заклинание, предварительно выпив яд, который должен был отнять у нее жизнь, и была довольна своим выбором, пока ее брат Каэль, соблазненный шепотом Ведьмы, не набросился на нее.

Она показала мне, как мрачный и задумчивый Аклев, не подозревая о намерениях Эмпиреи, не давал ей умереть. Она показала мне, как с помощью лезвия ее луноцитового ножа, оставшегося от провального ритуала, он поймал три капли ее крови и внедрил их в него, сохранив крошечную искру ее духа, пока сам безуспешно пытался спасти ее жизнь.

Я увидела, как он возвел башню и установил статую. Увидела, как вложил в ее мраморные руки луноцитовый кинжал. Видела, как он построил свою стену и какие огромные усилия приложил, чтобы наложить на нее заклинание и укрепить, вкладывая всего себя до последнего вдоха, с единственной целью – чтобы его брат, который теперь был так далеко, никогда не мог прийти сюда снова и завершить начатое им зло.

Арен, бестелесная Арен, видела, как ее семья страдает и мучается без нее. Видела, как они в ее честь отправились на войну. На протяжении столетий она ощущала каждую смерть, которую ее отравленная кровь прокачивала сквозь кровоцвет. Единственным утешением для нее служили несколько жизней, спасенных лепестками кровоцвета. И она была связана с каждой спасенной жизнью и с каждой судьбой, которая оборвалась.

Последней она показала мне крошечную новорожденную девочку, которой родители дали лепесток кровоцвета в надежде, что она выживет. Арен, глядя на то, как скорбят ее потомки, была тронута их любовью и горем, и это напомнило ей собственного сына, который вырос без нее. Маленькой девочке требовалась жизненная искра, и Арен отдала все, что у нее осталось. В то мгновение, когда я сделала свой первый вдох, три последние капли ее крови были безвозвратно потрачены. Она сделала заключительный шаг навстречу смерти и вытолкнула мою душу обратно в мир живых.

После этого между нами возникла неразрывная связь. Моя душа подпитывала ее и давала ей достаточно энергии, чтобы передавать мне ее видения. Когда я прогнала Арен на крыше, я разрушила наш союз, и она начала чахнуть, как остальные духи, оказавшиеся в ловушке на границе материального мира и мира призраков. Но впервые за пятьсот лет порталы между мирами вернулись в нормальное положение, освобожденные, наконец, от аклевской стены.

Она отпустила мои руки.

– Ты поняла? – спросила она мелодичным печальным голосом.

– Да, – вздохнула я.

И она исчезла.

У меня было все, что нужно. Три фрагмента чистого луноцита: нож Аклева, ставший моим, нож, который оставил Каэль, и тот, что я вытащила из ладоней статуи Арен, взобравшись на нее. Я разложила их по сторонам треугольника: нож Каэля рядом с черным пятном, оставшимся от его распавшегося тела, нож Арен у подножия ее статуи и нож Аклева рядом с лужицей крови Виктора Аклевского, вылитой из флакона. Затем я вытащила кирпич из-под ноги Арен и извлекла подлинный сосуд с кровью Основателя, который я туда спрятала.

– Кровь Виктора, – сказала я и нарисовала в пятнышке его крови трехконечный узел; цветки кровоцвета – крошечные копии символа – упали в него и растворились в нем. – Потомка Аклева.

Я перешла к следующему углу треугольника. Я опустошила сосуд с кровью Основателя над черным пятном на месте распавшегося тела. Затем тоже нарисовала в нем узел. – Кровь Каэля, – сказала я.

Наконец, я прижала свою окровавленную ладонь к ножу Арен и повторила весь процесс.

– Кровь Аврелии, потомка Арен.

Это была исходная точка слияния творения, роста и смерти. Давным-давно на этом месте Арен, Аклев и Каэль приступили к ритуалу, целью которого было закрыть брешь между мирами. Теперь, снова собрав в этом месте их кровь, я должна была окончательно положить конец их заклинанию.

Каэль хотел расширить брешь, Арен хотела ее закрыть, а Аклев пытался защитить ее, когда у Каэля и Арен ничего не получилось. Теперь от моего выбора зависело то, чей вариант, наконец, одержит победу, но их древние планы меня больше не интересовали. Это была моя жизнь, а мне в этом мире хотелось лишь одного.

Я осторожно перетащила тело Ксана в центр треугольника, опустилась на колени, расстегнула ему рубаху и прижала ладони к его коже. Затем закрыла глаза и попробовала представить себе разделявший нас барьер, завесу, стоявшую между моим духом и его, место, в котором почти пятьсот лет Арен жила в заточении, неспособная двинуться ни вперед, ни назад. Я представляла это себе как тонкую ткань, как марлю – хрупкую. Бестелесную. А за ней – иной мир.

Я увидела все. Узлы, связи, как крошечные, так и массивные. Расположение звезд, корней и ветвей деревьев, и лей-линии, и паучью сеть сосудов, переносящих кровь из сердца к голове, рукам и легким, и снова по кругу и обратно. Я увидела три угла аклевских ворот, и цветок кровоцвета с тремя лепестками, и три красных кружочка на шелковом лоскутке. А в центре всего этого были только Ксан и я.

Настало время произнести заклинание. Последнее заклинание.

Глубоко под землей я чувствовала пульсацию магии, которая билась, как сердце.

Я сосредоточилась на потоке крови в моих сосудах, пока мое сознание не расширилось и не охватило другие связи, спрятанные внутри них, – перекрестное течение жизненной энергии, жизненной силы, толкавшей кровь вниз по сосудам. Затем я позволила силе перетечь из моих ладоней в грудь Ксана, и эта сила начала циркулировать в нем. Я направила свою жизненную энергию в его тело, приведя застоявшуюся кровь в движение, заставляя его сердце качать и качать, приказав его легким расправляться и оседать, расправляться и оседать… но его тело никогда не справилось бы с этим в одиночку, если бы рана на спине не затянулась, поэтому я приняла его рану на себя. Его кожа затянулась в тот же момент, когда моя – разошлась.