— Здаров, — ДЛ улыбаясь, — проснулась? Птушта у нас как бы со временем туго. У тебя где-нибудь обувь есть, штаны какие-никакие?

Френези пошарила вокруг.

— Его тут нет, — всё бормотала она. — Ушёл давно уже.

— Жаль, я надеялась наконец на приятность, в другой раз, быть может, — готова?

— Ты уверена, что это…

— Я тебя вытащу, не беспокойся.

— Нет, я в смысле… — ДЛ уже держала её за плечо и прочь из комнаты, а после реактивации маршала все они проследовали наверх, а затем и к району автопарка, где ДЛ выбрала серийный джип с рацией и вывезла их на ветер. Когда огни территории стали просто небесным мазком над каким-то хребтом, она остановилась и вывела маршала из его лимбической подпрограммы. Тот сидел, покачиваясь в темноте, вокруг зрачков сплошь белки, стараясь переприспособиться, сообразить, что происходит…

— Скажите-ка, офицер, — похлопав в ладоши у него перед носом, — поговорите с нами. Блин, мне казалось я на минимум поставила.

Он хрипло крякнул и немного поглотал, только потом произнёс:

— Послушайте, вам не хотелось бы куда-нибудь сходить, может, выпить? Я, в смысле, сам белое больше, но, ясное дело, как угодно.

— Хррамф… — ДЛ, закатывая глаза, с треском распахнув карту, щёлкнула карандашом фонарика, — вот эта дорога тут, выходит с северного конца резервации, у ручья?

Весь, как баран, строя глазки, он направил их к съезду, выводившему на выезд. Радиосообщение оставалось штатным, и вскоре они миновали неохраняемые ворота и снова оказались в общественном пространстве карты. ДЛ дала по тормозам и кивнула на дверцу.

— Боюсь, в Додж вам придётся пешком, маршал.

— Не думаю, что у меня есть шанс, но не покажете ли, э…

ДЛ уделила ему краткое, однако подлинно сочувственное объятье.

— Этому учатся много лет, а когда выучишься, уже никакого удовольствия.

Они оставили его у дороги, глядящим вслед.

— Придумала б раньше, — пробормотала ДЛ, — у нас бы весь Пентагон превратился в голубятню. — Нет ответа. Френези была в слезах, вся изогнулась на сиденье, стараясь не столько рассмотреть маршала, сколько просто смотреть туда, откуда приехали. ДЛ, может, ожидала и большего радушия, но решила, что с замечаниями своими обождёт до попозже. Ну и к лучшему.

После рандеву с Хауи и Млатом она помчалась во весь опор на «Ай-5», оттуда рванула на «Ай-80», высадила мальчиков у съезда на Университетскую авеню, и осталась с односложной и отдалившейся Френези наконец в ещё-не-модной мексиканской рыбацкой деревеньке Кильбасасос, на Тихоокеанском побережье, в нескольких недолгих, но требовательных милях по грунтовке от прибрежного шоссе. К тому времени они уже поменялись на «камаро» неопределённого возраста и цвета, интегрировались в общий поток УЛ[110], головы повязали косынками, ехали чуть ниже предела скорости, отпускной нырок в старую добрую Мексику. Проснулись на закате в обветшалой гостинице на окраине городка, под музыку маримбы из кантоны через дорогу, под запах разогретого чеснока, мяса на открытом огне, кукурузного хлеба в печи, вдруг — Френези в кратком возвращении со смутной улыбкой — обе голодные. Вынырнув со двора, полного висячих цветов и птиц в клетках, как раз в тот час, когда зажигаются огни, выходят призраки, они увидели, как их тени, что словно из комнаты смеха, забираются деревенскими поверхностями, пропитанными закатом, как вечер фильтрует краски шалфея, абрикоса, самана и вина, и вверх-вниз по блуждающим улочкам они пришли за своими носами наконец к береговой линии, фонарное сияние размазано вокруг каждой муниципальной лампочки, вздетой на железные столбы, выкрашенные зеленью, со всех сторон музыка, из радиоприёмников, аккордеонов, певцов без аккомпанемента, музыкальных автоматов, гитар. Газетные торговцы с поздними изданиями из столицы вбегали в бары и кафе и выбегали, повторяя слово «Noticias»[111]с интервалами, регулярными, как птичьи голоса, а прибой всё плескал, подкатывая, в ином ритме. ДЛ и Френези нашли деревянные стулья и столик снаружи ресторанчика, где блюдом дня было морское рагу, обильное чесноком, тмином и орегано, жаркое от чили, кишащее океанической антологией обрезков сегодняшнего улова, смотреть радостно, а есть и подавно, что они поспешно и сделали, главным образом — руками или тортийями. Пока девушки обжирались, как свиньи, также явились бутылки пива, рис и фасоль, манго и ломти ананаса, присыпанные молотой корицей, пока, примерно в тот же миг, когда Френези испускала:

— Фуу-уии! — и тянулась в сумочку за пачкой «Холодка», не вышел хозяин и не стал накрывать другие столики целлофаном.

— A llover[112], — присоветовал он, показывая на небо. Они переместились внутрь как раз к началу вечерней грозы, сидели в углу поглубже и пили кофе, впервые за ни одна уже не могла упомнить сколько им выпал случай расслабиться и поговорить без прерываний расписаниями, Красными взводами, беглецами под дверью или киносъёмками — а больше всего теми вставлябельными в рамочки кусками времени, которые требовали, после подбива бухгалтерии, почти что, нахрен, всего.

Осторожно обменялись они последними данными по своей разломленной коллективности, Кришна вышла прочь из красно-оранжевого света от «фольксвагена»-инвалида, у которого сдох аккумулятор, в неразведанную тьму, на голос, как она решила, звавший её по имени… Мираж, в шоке до полного онемения, отправилась обратно в Арканзас, раздав все свои эфемериды, все справочники, спецификации, даже свои плакаты с зодиаком в чёрном свете… Зипи и Дица бурно отчалили в коммуну бомбоделов в центральном Орегоне, с криками:

— Прощай, земля понарошку, — и вопя: — Даёшь Реал! — и: — Хрясть народу!

Так же осторожно Френези подняла взгляд ко взгляду подруги.

— Похоже, эти Писки были правы, — голосом до того грустным, что ДЛ и ответить не смогла. — Такое чувство, что мы бегали кругами, как детки с игрушечными пистолетами, типа камера и впрямь какая-то винтовка, давала нам такую силу. Херня. Как мы могли из виду упустить, что на самом деле реально? Мы столько заставляли себя держаться в завязе? с таким же успехом можно было закидываться Пурпурными Ауслями, пользы столько же. — Она покачала головой, опустила взгляд к коленям. — И не только ведь Драпа мочканули, по лагерю слух ходит, там и другие были, и ФБР всё поприкрыло? Так какой разницы мы добились? Кого спасли? Как только пушки повыхватывали, вся эта дрочка на искусство кино прекратилась.

— На улицах в Беркли поговаривают, Рекс свинтил из страны.

Но Френези что-то услышала в её голосе.

— Ещё что?

— Тебе не понравится. — Страдальческий обрывок звука, донесённый до неё этим тихоокеанским штормом, было Иносиро-сэнсэем, аж из самой Японии, который снова вопил: