Но… если вглядеться в эти глаза попристальнее и если не отводить взгляда, то прочтешь в них то, что внутри этого внешне счастливого человека живет мысль, что счастье — чужое, что на самом деле он должен быть одинок, всеми брошен, лишен работы, творчества, а возможно, и жизни. Нет, не отпускает такое НАЧАЛО, какое было у этого человека.

На всем будет лежать тень Каунасского гетто, куда фашисты загнали евреев, в том числе его родителей с шестинедельным малышом. Я была в Каунасе, видела IX форт, где расстреливали обитателей гетто (из 37 тысяч каунасских евреев осталось в живых только три тысячи). Этого не забудешь.

В документальном фильме «Путешествие к началу жизни», снятом к 75-летию Камы Гинкаса и 7 мая показанном на канале КУЛЬТУРА, можно видеть тот мост, через который должны были перебежать родители Камы, чтобы найти убежище в литовской семье.

Значит, не все литовцы евреев убивали! Знаю, что сейчас в Литве почти не осталось «литваков» — евреев, живших на этой земле с давних времен. Их потомки разбрелись по миру, кто в Америке, кто в Израиле, кто в Бразилии.

Мне представляется, что с их уходом что-то очень важное ушло из жизни Литвы, какая-то необходимая краска, без которой пейзаж неполон.

Кама Гинкас, потомок «литваков», эмигрантом не сделался, уехал из Литвы в Питер, учился у Товстоногова, где встретился с Генриеттой Яновской, ставшей женой, сподвижницей и «талисманом», потом работал в Красноярском Тюзе.

Интересно, что там он был Главным, а она его помощницей, ставящим режиссером. Но похоже, что такая конфигурация не могла удовлетворить их обоих. Для них оптимальна ситуация, когда административными делами занимается она, а он занят исключительно творчеством. Сегодня Генриетта Наумовна — главный режиссер Московского Тюза, а Кама Гинкас работает под ее прикрытием, ставит, ищет, творит…

Если вернуться к нашему определению личности Камы Гинкаса, то меня совсем не удивляет соседство двух таких разных его характеристик. Артист Валерий Баринов: «Он всегда бодр, весел, не повышает голоса, ко всему относится с иронией и юмором». И вторая, данная самим Гинкасом: «Меня все отвлекает, я вспыльчив, мгновенно завожусь». Уверена, что правда — там, и там.

Этот режиссер долго считался «неперспективным неудачником», его судьба переломилась, когда молодость была позади, но переломилась сразу и пошла по восходящей. И однако в фильме о себе, придя на кладбище, где лежит его отец, он говорит поразившие меня слова: «Может быть, это самое лучшее место в моей жизни». Режиссер, ставящий целью на театре «рождение чего-то живого», любит кладбище… Парадокс?

И представляется мне, что недаром спектакли этого мастера балансируют между двумя полюсами — жизнью и смертью. Недаром он хочет «вырвать зрителя из суеты, повернуть их к вопросам экзистенциальным».

Не так много видела я спектаклей этого режиссера. Очень понравилась «Дама с собачкой», увиденная мною в Бостоне.

Телефильм «Комната смеха» по пьесе екатеринбуржца Олега Богаева, с солирующим Олегом Табаковым, вызвал недоумение. Телефильм был показан «Культурой» к юбилею Камы Гинкаса. Думаю, что этот выбор был обусловлен еще и майско-военной темой. Б центре моноспектакля бывший солдат ВОВ, а ныне пенсионер-инвалид, обитающий в ужасающих, нежилых условиях (вот где постарался художник Бархин!), на почве одиночества и покинутости, ведущий обширную переписку с разными лицами — от фронтовых друзей, до королевы Великобритании, марсиан и клопов. Письма за своих адресатов он сочиняет сам, и из этих эпистол и, соответственно, ответов на них составлена словесная плоть пьесы.

Если это комедия, то несмешная (в зале ни разу никто не засмеялся), если трагедия, то воспринять ее мне мешало знание, что реальный Табаков (не в роли инвалида Ивана Жукова) — человек вполне преуспевающий и солидный; и жгла меня мысль, что вся эта искусно созданная убогая нищета должна сопровождаться не песней «Давай, закурим» в исполнении Клавдии Шульженко, а «Революционным этюдом» Шопена. Не смешно, неловко и стыдно. Вот три слова, обозначающие мои эмоции.

Мне показалось, возможно, несправедливо, что не тот это материал, где Кама Гинкас может себя проявить.

Кама Гинкас и Генриетта Яновская

Другое дело, спектакль по рассказу Чехова «Скрипка Ротшильда» (2005). Он есть на ютьюбе, и я его посмотрела. Впечатление сильное. И родились кое-какие мысли.

Во-первых, вот о чем. Слышала несколько раз, как Гинкас говорил, что боится браться за пьесы Чехова, они слишком сложные, сложнее «Гамлета», особенно «Вишневый сад». Согласна, сложные. В них очень много линий, причем разнонаправленных. Я заметила, что Кама Гинкас предпочитает брать какую-то одну тему, один характер, вычленяя их из произведения. В фильме о нем был показан душераздирающий отрывок из спектакля «К.И». Как я поняла, К.И — инициалы Катерины Ивановны из романа «Преступление и наказание». Но весь спектакль я не видела, а писать об одной сцене не буду.

Яков и Ротшильд

Танец

«Скрипку Ротшильда» всегда считала рассказом скучноватым. Если бы меня спросили, о чем он, не смогла бы ответить, ибо его герой, гробовщик Яков Бронза, его жена Марфа, еврей-флейтист, по фамилии Ротшильд, фельдшер — вот все участники действа — в моей памяти никак не удерживались. И вот за рассказ берется Кама Гинкас. И надо подчеркнуть, что рассказ этот у него из любимых. Незамысловатая история про гробовщика, больше всего в жизни ненавидевшего убытки и любившего играть на скрипке, становится притчей о том, как и для чего живет человек.

Уже со времен «Дамы с собачкой» поняла главный прием Гинкаса. Он исходит не из общего смысла, не из смысла, вытекающего из предложений. Главный кирпичик для него — слово. Каждое слово. Очень важно, как его произнести. Тихо, громко, плача, смеясь, по слогам. С какой интонацией. Слово вызывает ассоциации, за ним следует целая картина…

При такой «раскадровке» у актера нет ни минуты отдыха. Он постоянно в работе. Валерий Баринов в роли Якова Бронзы проживает каждое слово своего героя. Да, убытки, они донимают гробовщика. Он, боясь убытков, снимает мерку с еще живой умирающей Марфы, своей жены. Поразительная роль Арины Нестеровой! Как светится ее лицо, когда она вспоминает молодость, вербу, под которой они с Яковом сидели, их ребеночка.

Да все в этом недолгом спетакле играют удивительно! Вот Игорь Ясулович — нелепый и трусоватый еврей Ротшильд. Всего-то три раза он появится на сцене. Первый раз, когда зовет Якова играть в оркестре на свадьбе, а тот с криком и руганью