– У нас для тебя есть кое-какие новости. Хорошие новости. Не могла бы ты спуститься в гостиную, чтобы мы могли тебе все рассказать еще до ужина?

Мелоди знала, что именно Глория собирается ей сообщить. Что их прошение о том, чтобы удочерить Мелоди, получило одобрение. А потому, снова взяв книжку, она продолжила читать.

– Мелоди, милая, пожалуйста, это очень важно.

Мелоди снова отложила книгу и сложила руки у груди. Если это действительно так важно, подумала она, то пусть рассказывает прямо здесь.

Вздохнув, Глория присела на край ее кровати.

– Нам позвонили из социальной службы, – сообщила она. – Наш запрос одобрили. Это означает, что теперь ты можешь стать нашей дочуркой. Официально, по закону. Разве это не чудесно?

Мелоди отвернула от нее голову, выглянув в окно. Для нее эта новость была ни чудесной, ни плохой. Она была достаточно умной девочкой, чтобы понимать: альтернатива удочерения ее Браунами – это попасть либо в какую-то семью на воспитание, либо в детский дом. Причем она уже знала, что не так много людей желают усыновить или удочерить восьмилетних детей, тем более с «элективным мутизмом» (а именно этим она и страдала, по словам того доктора со смешными ушами). Мелоди знала, что прошение Кена и Грейс отклонили еще несколько недель назад, что тетя Сьюзи слишком больна, чтобы о ней заботиться, а тетя Мэгги дала свое согласие Браунам на удочерение – так что явно не намерена была забирать девочку в свою маленькую и потерпевшую серьезное крушение семью. Мелоди все это понимала. Она была умной девочкой. Брауны были для нее единственным вариантом. Ничего другого ей не оставалось.

Поэтому она опять взяла в руки книгу и продолжила читать.

Мелоди задула свечки на шоколадном домашнем торте. Свечек было девять. Был ноябрь 1981 года, и ее уже почти что шесть недель звали Мелоди Браун.

В комнате было еще семь человек: Глория (или «мама», как теперь она называлась), Клайв (иначе известный как «папа»), брат Клайва Питер, его жена Шерил и двое их гиперактивных деток, Саманта и Дэниел, которые в данный момент пинали по гостиной пустую картонную коробку, да еще старенькая мать Глории Петуния (любившая, чтобы ее называли «бабулей»), которая пристроилась в каминном кресле, с недоумением наблюдая за резвящимися внуками. Сама Мелоди сидела во главе стола в окружении излишне вычурно завернутых подарков и старалась не думать о том, что она делала в это время год назад, когда еще жила у тетушки Сьюзи и когда до нее только-только дошли вести об отце. Память о том дне еще жила в ней, уже отправленная в свою маленькую ячейку, но стала бледной и размытой – словно яркий живой сон, стремительно теряющий краски, когда пробуждается сознание. Она уже не могла припомнить, что именно ей тогда сказали, что она испытала – и вообще, что и как тогда происходило. У нее уже стало появляться такое чувство – хотя пока не в полной мере, – будто ничего этого и не случалось.

Глория разделила пышный торт на восемь больших порций и разложила их на розовые бумажные тарелочки. Мгновение Мелоди смотрела на свой кусок, наслаждаясь его густым темно-коричневым цветом, маслянистым блеском сплошь покрывавшего его крема, сухой обсыпкой из измельченных хлопьев сверху. У Глории получались замечательные торты. Еще она делала очень вкусное жаркое и бесподобно жарила курицу. Еще она шила на своей зингеровской машине просто идеальные копии бриджей «Chelsea Girl». Глория оказалась хорошей, чудесной мамой – намного лучше настоящей ее матери, особенно что касалось тортов и всяких-разных хобби, а еще заботы о Мелоди.

Она воткнула вилку в торт и, отломив кусок, отправила его в рот. И когда восхитительная сладость торта достигла ее вкусовых рецепторов, из груди девочки донеслось громкое и неожиданное «М-м-м-м!». Все в комнате мигом обернулись к ней. Мелоди снова запустила вилку в торт и понесла ко рту второй кусок. И опять, проглотив его, испустила громкий утробный стон наслаждения. Почувствовав внезапное смещение всеобщего внимания в комнате к ней, она произвела все это снова – и так двенадцать раз, пока кусок торта не исчез с ее тарелки, оказавшись в животе. Потом Мелоди положила вилку на опустевшую тарелочку и расплылась в улыбке. Глория с Клайвом с изумлением переглянулись, после чего медленно и как-то странно похлопали ей в ладоши.

* * *

Спустя три дня после девятилетия Мелоди Глория с Клайвом были приглашены на домашнюю вечеринку к их новым соседям, жившим через улицу. Новоселы были еще молодыми и с налетом гламурности, и звали их Шон и Джанин. Глория в связи с этим событием пребывала в несколько суматошном состоянии и даже трижды возила Мелоди в настоящие экспедиции по магазинам в поисках подходящего наряда. Теперь, когда девочка начала издавать пусть странные звуки, от нее была хоть какая-то да помощь – всякий раз, как Глория выходила из-за занавески примерочной, Мелоди одобрительно или неодобрительно гукала. Мелоди уже стала даже подумывать, а не заговорить ли ей опять, и вовсю упражнялась в этом, оставаясь у себя в комнате одна и разговаривая с юной испанкой. А еще у нее в классе была девочка по имени Мелисса, которая была очень симпатичной и при этом очень доброй. И Мелоди шепталась с нею на ухо на переменах, взяв с подружки слово никому об этом не говорить.

И вот, когда пришел час той долгожданной вечеринки, Глория стала какой-то рассеянной и все бегала туда-сюда по лестнице, словно забыв нечто жизненно важное для своего последнего путешествия. Наконец, уже за три минуты до восьми, она появилась у выхода, одетая в бледно-голубое платье с высоким горлом, с пышными, но суживающимися внизу рукавами и с голубыми стразами вокруг ворота. Ее светлые волосы с помощью недавно купленных щипцов «Babyliss» были превращены в настоящее буйство белесых сосисок, а на губах блестела яркая рыжевато-розовая помада.

– Ну, радость моя, выглядишь ты просто исключительно, – молвил Клайв, который и сам великолепно смотрелся в коричневом костюме с широким бархатным воротником и темно-синей кордовой рубашке поло.

Посмотрев на них обоих, Мелоди улыбнулась. Выглядели они чудесно! Пусть они и не были настоящими ее родителями, но все равно смотрелись замечательно. В этот миг ее сознания коснулось даже нечто вроде гордости, и когда они перед уходом зашли ей пожелать спокойной ночи, Мелоди не просто позволила им себя обнять, а сама крепко обхватила их обоих. Пахло от них очень приятно – духами «Avon» и лосьоном после бритья «Brut».

Посидеть вечер с Мелоди пригласили жившую через два дома от них девушку-подростка, заплатив ей баснословную сумму в пять фунтов, и вдвоем они в три минуты девятого проводили в гости Клайва и Глорию с бутылкой вина «Blue Nun» в красивой оберточной бумаге. Потом, вернувшись в дом, они вместо того, чтобы подняться в спальню, оторвались с полным пакетом недетских фильмов и программ, идущих после восьми, посмотрев, в частности, особо страшный эпизод из сериала «За высокими стенами»[21].