— Я уверен, что они не рискнут сунуться в долину, пока не решат, что вы, меджаи, спите, — ответил Семеркет. — Мы, тем временем, должны отправиться в деревню, чтобы освободить Ханро.

В комнате воцарилась тишина. Меджай внезапно занялись тем, что поправляли мечи и заново застегивали ремни доспехов. Предчувствие беды ознобом поползло по спине Семеркета.

— Что?! — спросил ои.

— А брат тебе не рассказал? — прошептал сотник Ментмос. С минуту меджай молча смотрел на Семеркета, потом, сделав глубокий вдох, произнес:

— Ханро мертва, Семеркет. Ее забили камнями до смерти сегодня рядом с деревней, в поле за храмом, там, где они обычно делают такие вещи. Мы появились слишком поздно, чтобы их остановить.

Семеркет поднял глаза и посмотрел за дверь, на черный дождь, поливающий Великое Место.

— Расскажи ему остальное! — громко сказал Тос. Это был тот самый меджай, который хотел присоединиться к Тийе.

— Молчать! — скомандовал сотник.

— Что? — спросил Семеркет, так слабо, что его голос мог быть простым вздохом.

Нубийцы еще никогда не видели, чтобы его глаза были так черны.

С вызовом глянув на сотника, Тос сделал шаг к Семеркету.

— Мне сказали, что перед смертью она выкрикнула твое имя. Даже тогда она верила, что ты ее спасешь.

* * *

Дождь полил еще сильнее, когда Семеркет и меджай добрались до гробницы фараона. Гром эхом отдавался в Великом Месте, расшатывая камешки и гальку так, что они сыпались на тропу со скал.

— Слушайте, не побежит ли вода, — предупредил Ментмос. — Держитесь высокой тропы.

Бесшумная розовая вспышка внезапно осветила долину. Резкий запах опаленного воздуха донесся до тропы, по которой шел отряд. Они медленно шагали в темноте, по известняковым тропам, стараясь держаться подальше от скользких краев. Ментмос шел впереди, и дознаватель следовал за ним в трясине отчаяния, едва замечая сочащуюся грязь, которая чавкала в его сандалиях и заставляла спотыкаться. Он думал о Ханро, о том, как он ее подвел. Эта женщина была единственной из деревни, кто относился к Семеркету дружелюбно, единственной, которая зажгла в нем искру чувства с тех пор, как он расстался с Найей. И вот теперь, из-за того, что он побуждал ее предать соседей, она погибла ужасной смертью.

Семеркет громко застонал, еще глубже погрузившись в свою муку.

«Я подвожу всех женщин, которых знаю, — подумал оп. — Ни одна из них не может быть в безопасности рядом со мной…»

Он оттолкнул любовь всей своей жизни, Найю, не сумев дать ей ребенка — то, чего она хотела больше всего на свете.

«Даже самый тупой чистильщик канализации может породить ребенка, — мысленно простонал Семеркет, — но и это выше моих возможностей!»

Его сердце еще больше упало, когда он подумал о том, что предстояло ему в эту ночь. Если он не отступит, дело наверняка не кончится добром.

Поглощенный своими мыслями, Семеркет вдруг мысленно услышал издевательский голос царицы Тийи: «Ты сказал мне, что он — пьяница, неспособный найти собственный зад…» Чиновник не расслышал всего, что сказала тогда царица, но теперь понял: ему поручили расследование убийства Хетефры лишь потому, что не думали, будто он его разрешит.

Семеркета вдруг захлестнула ужасная жажда, он почувствовал жар на языке и украдкой оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, сколько за ним следует меджаев.

Он пропускал их мимо одного за другим, пока не оказался в самом хвосте. Семеркет решил уйти, вернуться в город. Ему только надо еще немного помедлить, потом соскользнуть вниз по одной из тропинок и добраться до Фив. Он жаждал очутиться на постоялом дворе с дружелюбном служанкой и кувшином красного вина, который никогда не пустеет. Несколько кувшинов вина — и он сможет справиться с мыслями о своей потрясающе глупой никчемной жизни…

— Пришли, — сказал Ментмос.

Эти слова застали Семеркета врасплох.

Отряд стоял на краю русла бывшей реки, напротив гробницы фараона.

Хотя дождь вовсе не хлестал потоком, маленькие ручейки уже начали сочиться с утесов Великого Места, чтобы собраться в быстротекущие ручьи на дне долины.

Ментмос и его меджаи заняли позиции, спрятавшись среди обнаженных пластов утеса, слившись с окружающим миром. Даже когда еще одна розовая вспышка молнии осветила ущелье, Семеркет не смог увидеть их.

Вымокший и несчастный, он устроился под каменистым навесом, благодарный хотя бы за такую защиту от дождя. Несколько секунд спустя еще один останавливающий сердце раскат грома эхом отдался в Великом Месте. Семеркет повыше поднял воротник плаща, каким бы намокшим тот ни был, и приготовился ждать.

Он не мог сказать, прошло ли несколько часов или только несколько мгновений. Ровный стук капель и бесконечная всепроникающая тьма уравняли часы с минутами. Семеркет знал — уже поздно удирать в Фивы.

«Во всяком случае, лучше умереть в песках Великого Места, служа чему-то большему, нежели самому себе, — подумал он, — чем на полу таверны».

Он ждал, что принесет ему ночь, и постепенно им овладевало свинцовое безразличие.

Семеркет, вздрогнув, очнулся. То, что побеспокоило его, было звуком деревянного ключа, вставленного в скважину двери гробницы. Пристально поглядев через высохшее русло реки, он увидел вдалеке силуэты, словно растворяющиеся в скале… или вообразил, что видел.

Потом дознаватель услышал отдаленный стук захлопнувшейся двери. Да, нищие были здесь. Семеркет гадал — увидели ли их меджай. Несколько минут спустя дверь гробницы снова открылась… Свет факелов хлынул в долину, засиял внутри помещений в скале.

Семеркет прокрался вперед, чтобы лучше видеть, сам поражаясь своей храбрости.

Нищие сбились у входа в гробницу, к их плечам уже были пристегнуты корзины с сокровищами. Всеми руководил писец Неферхотеп: Семеркет слышал его скулящий голос, хотя не мог разобрать отдельные слова сквозь стук дождя. Бродяги потащились к руслу, на север.

Они уже уходят! Семеркет дико огляделся по сторонам, ища взглядом меджаев. Пора атаковать! Почему они медлят?

На другой стороне русла, ясно различимая в свете факелов, возникла группа меджаев — они появились у дальнего конца гробницы, неся корзины с сокровищами. У Семеркета упало сердце. Как он и ожидал, некоторые наемники вступили в соглашение с заговорщиками.

Семеркет ощупью стал пробираться туда, где в последний раз видел Ментмоса. Не обращая внимания на сыплющиеся из-под ног камешки, он вскарабкался на утес по склону, ведущему к выступу скалы. Полоска молнии вдали пропорола небо и позволила ему заметить сотника — тот сидел на выступе и спал.

Кровь Семеркета забурлила от внезапного приступа ярости. Будь он проклят! Сотник дал нищим уйти, да еще в сопровождении своих же людей!

Чиновник преодолел последние несколько локтей до уступа, на котором дремал командир.