— Структура государства и, в частности, города. Я знаю, что управляют империей семьи и император. Кто управляет городом?

— Наместник. Его назначает император своим указом. Наместник заведует всей жизнью города. В его подчинении находятся регулярные войска, а также стража. Войско оплачивается из государственных источников, стража зарабатывает себе сама — то есть живет за счет местных налогов, и, соответственно, она занимается поборами, защитой торговцев и бандитов — всех, у кого есть деньги. Гарнизон регулярных войск не вмешивается — до тех пор, пока не начинаются бунты или не происходят какие-то массовые катастрофы, но основная их деятельность, кроме усмирения бунтов и волнений, — защита берегов от нападений врагов, того же Арзума. Да в общем-то, честно говоря, они занимаются тем, что прикажет им император, — хоть вешать бунтовщиков, хоть перебить стражу — что скажут, то и сделают. Это противовес местной власти. Главный стражник формально подчиняется наместнику, но на самом деле часто действует без его одобрения. На это смотрят сквозь пальцы до тех пор, пока он не начинает наглеть — налоги снижаются, доход империи падает. Тогда смещают главного стражника. Доходит до кровопролития. Сейчас стражник в городе не очень сильный, зато наместник — серьезный мужчина, опытный вояка и, говорят, почти не берет взяток. Вранье, конечно, в наместники только и идут, чтобы иметь побольше денег. Скорее всего, берет, но только у своих. Все назначения в городе на выгодные должности делаются номинально наместником. Но вот пример — Амунг. Кто поставил на должность, на которой можно заработать огромные деньги, такого мерзкого урода? Ты знаешь кто? Каралтан. Например, он сообщает наместнику, что желает видеть на должности, освободившейся после смерти прежнего смотрителя, некого человека — и настоятельно рекомендует взять его на эту должность. Что, наместник будет протестовать против этого решения? Не будет. Так возникает Амунг. Он постепенно захватывает и другие сферы влияния рынка — обеспечение едой, одеждой, вещами, всем, чем угодно, вытесняя при этом тех бандитов и купцов, что уже занимались этими делами. Теперь, когда Амунг умер и неизвестно, кто будет на его месте, начнется передел собственности. Те, кто реально может претендовать на эту должность, будут следить за своими конкурентами, бороться за влияние, за поддержку наместника и важных людей в столице, отвозя туда огромные деньги в виде подношений. Тех мелких бандитов и купцов, что заняли свои маленькие ниши во время правления на рынке Амунга, будут двигать, убирать, убивать. Те, кто останется, перейдут под крыло к новому ставленнику, и все пойдет заново…

— Да это все понятно. Что-то подобное я уже видел.

— Где видел? — сразу уцепилась за слово Рила. — Как ты мог это видеть в лесу? Ага, попался! Ты не в лесу ведь жил, не в лесу! Слушай, может, хватит темнить? Я за тебя в огонь, считай, лезу, а ты от меня скрываешь что-то? Не стыдно самому-то?!

— Стыдно. Но еще хуже, если ты где-то брякнешь языком, он у тебя вон какой острый, а потом случится беда. И для тебя, и для меня. Я не хочу подвергать тебя опасности.

Я помолчал, всем существом чувствуя нарастающую обиду подруги. Между нами как будто встала стена из этакого мутного стекла — вроде и видно, но уже не очень слышно, и дотронуться до души нельзя… и я решился, ударил по этой стене со всей мочи так, что полетели стекла:

— Я не из этого мира. Я вообще не из вашего мира, не акома, не имперец, я никто здесь. Я случайно оказался в этом мире и пытаюсь выжить. У акома оказался, убежав из рабского лагеря, после того как стал рабом, когда меня захватили в лесу охотники. Так что теперь понятно, почему я молчал?

— Ух ты! Я что, сплю с демоном? Говорят, демоны такие любвеобильные! Могут одновременно удовлетворить тысячу женщин! — Рила внимательно посмотрела на меня и хмыкнула: — Нет. Ты не демон. Но вполне неплох для человека. Мужчина хоть куда. Я всегда чувствовала в тебе какую-то странность, ты говоришь немного не так, как все, и уж тем более не так, как акома, ты ведешь себя странно — я видела, как ты смотрел на рабов. Я тоже не люблю рабства, но к рабам и к отношению к ним основной части людей мы привыкли с детства, а у тебя такой взгляд, будто ты видишь не рабовладельцев, а что-то мерзкое, гнусное, какую-то кучу гнилого дерьма. Теперь-то я понимаю, в чем дело: у вас нет рабов? Ты расскажешь мне о своем мире? Плыть еще далеко, времени полно, расскажи, а? Только вначале иди ко мне, мой демон… иди… о-ох!

Если бы я составлял дневник нашего путешествия, то он выглядел бы так:

День первый. Знакомство с кораблем, сон, ужин, секс, болтовня с Рилой.

День второй. Завтрак, посещение страдальцев-слуг, болтовня, секс, болтовня, обед, болтовня, ужин, секс, болтовня… уснули.

День третий. Завтрак, посещение страдальцев, выволакивание их из конуры, отмывание забортной водой, общее омовение.

Кстати, мы каждый день мылись забортной водой, доставая ее ведрами на веревках, — Рила была помешана на чистоте, я тоже как-то не привык ходить вонючим козлом, так что регулярно мы ходили в помещение для мытья — что-то вроде местного аналога душа. Увы, пресная вода на корабле предназначалась только для питья и готовки.

С третьего дня я начал заниматься с Рункадом изучением арзумского языка. Хотя он и был еще довольно слаб после двух дней морской болезни, это помогло ему справиться с ней быстрее.

К обучению я привлек и всех остальных. Рила довольно быстро схватывала основные слова и выражения, у подростков дело шло похуже. Из них выделялась как лидер Диена — она была поумнее, посмелее и раньше всех осознала, что им ничего не грозит и можно со мной общаться по принципу: не как раб и господин, а работодатель и работник.

Хотя частенько в России и смешивают понятия раб и работник, при всем их однокоренном происхождении они совершенно разные…

От нее я и узнал, как они оказались у Амунга. Все трое выросли в семьях потомственных рабов, которые ранее принадлежали одному и тому же семейству каких-то плантаторов в глубине континента. Жилось им там, в принципе, неплохо, пока хозяин, человек уже в годах, неожиданно не умер — как говорят, от сердечного приступа. Его поместье перешло в наследство старшему сыну, человеку довольно пустому и бестолковому, прокутившему состояние и пустившему все на ветер. Он распродал имущество, в том числе и рабов, принадлежавших их семье десятки лет.

Работорговец-скупщик предоставил право выбора рабов Амунгу, который и уцепился за этих подростков: трех девушек — Диену, ее сестру Маругу и Норсану, а также двух мальчиков — Карнука и другого, имени которого они не знали — он был откуда-то с дальнего хутора. Так они все оказались в клетках Амунга.

Вначале они думали, что их отправляют как наложников и наложниц к богатому купцу — так им сказал продавец рабов, а когда увидели помещение Амунга для пыток — все поняли…

Меня они тоже вначале испугались, посчитав, что я один из подручных изувера, но потом все-таки успокоились.

Вот фактически и вся история их жизни: два слова — и вся жизнь! Они ничего не видели, ничего не знали, вся их жизнь ограничивалась домом владельца, его двором и его покоями. Они без стеснения рассказали, что их готовили быть наложниками, потому опытные женщины и мужчины-рабы преподавали им уроки секса. Вот откуда и были их странные вопросы, когда я привел их в дом купца.