Себастьян пристально посмотрел на нее.

— Ты действительно не улавливаешь смысл того, что я хочу сказать? Ты что же, не видишь, что я кое в кого влюбился по уши, а это делает невозможным брак с любой другой?

Элиза перестала дышать, а принц снова погладил ее волосы.

— Прости меня, я поистине несчастен. Никогда еще в жизни… — Он покачал головой, сжал зубы, нахмурился.

Беспорядок, в котором находились чувства Элизы, перерос в открытый мятеж. Она стояла как громом пораженная и не могла выдавить из себя ни словечка.

— Я… Да поможет мне Бог, я в полной растерянности. Я полюбил тебя всей душой, Элиза, и все же мне никуда не деться от того прискорбного факта, что я — наследник трона. — Он горько засмеялся. — Это звучит нелепо, но я и чувствую себя нелепо.

Элиза так и не смогла восстановить сбившееся дыхание. Не смогла поверить в происходящее, которое далеко превосходило ее самые несбыточные мечты. Он говорил ей о своей любви, и ее сердце было готово разорваться от бурной радости, но разум подсказывал, что все это нереально. Как может Себастьян говорить о любви, если из этого все равно ничего не получится? И как она может принять его любовь, если вскоре придется читать в газетах о его свадебной церемонии? Ни в коем случае нельзя впускать в душу эту надежду, которой ни за что не суждено сбыться.

— Себастьян! Ради всего святого, что ты говоришь?

Он бросился к ней через всю комнату.

— Христом Богом заклинаю тебя, Элиза, не пытайся разубедить меня, будь добра. Я понимаю, как все это должно выглядеть в твоих глазах… Я на самом деле понимаю. Я принц, я волен поступать так, как мне заблагорассудится, да только не в этом вопросе. Король, мой отец, полагается на меня. Вся страна на меня надеется. Я не желал выбирать себе невесту, но знал, что следует делать так, а не иначе, — и вдруг взял да влюбился.

Он был искренне огорчен. В глазах и крепко сжатых губах ясно читалось, какого труда ему стоило это признание.

— Я упаду в твоем мнении, но за это я тебя не виню. Мне было необходимо сказать тебе всю правду.

Ей отчаянно хотелось помочь ему хоть чем-нибудь. И очень хотелось помочь хоть чем-нибудь самой себе.

— Это просто любовное наваждение…

— Нет! Део, Элиза, нет. Ты что, не веришь своим глазам? Не можешь посмотреть в мои и понять, что к чему?

Он взял ее лицо в свои ладони и заставил посмотреть в глаза. Она видела, что он сказал ей чистую правду. Это ее и испугало, и увлекло невероятно.

— Как ты можешь поступать со мной подобным образом? — спросила она еле слышно. Элиза — не Каролина, которая могла выйти замуж в любой момент, стоило ей только захотеть, но которая предпочитала дразнить мужчин и притворяться, будто в нее влюблен принц. Она и не Холлис, которая испытала, пусть и недолгое время, настоящую и единственную в жизни любовь. Элиза — женщина, которая живет как на необитаемом острове посреди громадного кипучего города, и о минуте, подобной вот этой, она может только мечтать. И ей было больно, что она дождалась подобных слов от мужчины, который безмерно далек от нее. Она понимала, что устремляется в бездну и падение ее будет отвратительным и очень болезненным.

— Я люблю вас, Элиза Триклбэнк. Вы меня слышите? — Он погладил ее по щеке.

Элиза не отрывала глаз от его губ.

— Не говори ничего, — резко сказала она. — Просто пусть пока это будет так. Согласен?

Разум покинул ее, оставив лишь сумятицу чувств.

— Мне страшно хочется хотя бы несколько минут наслаждаться счастьем — находиться рядом с тобой. Было бы нечестно, если бы я попросил…

— Это правда, — так же резко подтвердила она. — Ужасно нечестно.

Себастьян застыл как статуя. Медленно убрал руку, кивнул.

— Да, конечно, — сказал он. — Покорно прошу прощения.

Он отступил от нее и поплелся к камину. Бедняга выглядел совсем потерянным.

Элизе было больно это видеть. Она хорошо понимала его, потому что и сама нуждалась в нескольких минутах счастья. Несмотря на всю свою печаль, она чувствовала ту нить, которая незримо связывала их друг с другом, притягивая ее сердце к его сердцу. Ей казалось чудовищной жестокостью, что все, чего она только желала в своей жизни, стоит сейчас прямо перед нею и стремится к ней не менее страстно, чем она к нему. Как и ему, должно быть, представлялось чудовищной несправедливостью то, что разделявшая их пропасть с каждым днем ширится.

Принц наклонил голову и сцепил руки за спиной.

— Себастьян.

Он не повернулся к ней.

— Я утратила способность сопротивляться своим чувствам.

После этих слов он поднял голову и повернулся в ее сторону с выражением бесконечной грусти на лице. Последние обрывки разума покинули Элизу. Она не могла больше сдерживаться и метнулась к Себастьяну.

— Если ты поцелуешь меня, я не стану этому противиться. Я ничему не стану противиться.

Себастьян крепко-крепко прижал ее к себе и вложил всю душу в долгий и страстный поцелуй. В этом прикосновении выплеснулись наружу те чувства, о которых он пытался говорить и которые теперь одним махом пробудились к жизни. Элиза поняла его, как саму себя. Несмотря на захлестнувшую ее штормовую волну чувственного возбуждения, она вполне отдавала себе отчет в том, что делает. И вполне понимала, что наступил единственный в ее жизни миг, когда мужчина желает ее столь страстно. Когда она сама не менее страстно желает его.

Себастьян развернул ее и прислонил к стене, накрыв своим телом и не отрывая своих горячих влажных губ. Элизу словно пронизал электрический ток, пробежал по каждой косточке, по всем фибрам ее существа. Она прижалась к принцу изо всех сил, желая слиться с ним в одно целое, но мешали плащи. Кажется, до Себастьяна тоже дошло. Он поднял голову и посмотрел на дверь. Взял Элизу за руку.

— Идем, — позвал он. Подошел к двери, приотворил ее и сказал что-то на родном языке, потом закрыл дверь снова.

— Что ты делаешь?

— Потерпи минутку. — Он быстро поцеловал ее, снова отворил дверь и потянул Элизу за собой в коридор.

Она поняла, куда они идут, но ее не заботило то, что однажды она уже совершила подобную ошибку. Ее волновала только сама эта минута, которая навеки врежется ей в сердце.