— У вас такая очаровательная жена, господин Хортов…

— Жену следует беречь, Готфрид. И пользоваться проститутками. У нас в России сейчас только так делается, и мы очень рады завоеваниям западной демократии. Даже в сельской местности существуют нелегальные бордели. Неужели в Берлине мы не найдем?

Шнайдер сделал вид, что вспоминает.

— У меня есть одна знакомая женщина, — наконец сообщил дворецкий. — Всего сорок семь лет… Могу отвезти к ней.

— О, нет! Всякая связь со свободной женщиной обязывает к продолжению отношений. С проститутками намного проще. Неужели ты не испытал это во времена штурмовых отрядов?

— Да-да, разумеется! — Шнайдер огляделся. — Но мой возраст, господин Хортов!.. — и зашептал: — Однажды видел вывеску. Мужской клуб, но на витринах сидят красотки…

— Поехали!

Дорогой Шнайдер начал рассуждать.

— Женщины в Германии весьма холодные. В них нет славянского огня в постели, нет их безумия… Да… Моя жена перестала быть женщиной в сорок лет. Но когда я был в Курске, то соблазнил украинку пятидесятитрехлетнего возраста! Ее звали Акула.

— Может быть, Акулина?

— Может быть, — мечтательно сказал он. — Какая была женщина! Ночью кормила меня борщом…

Житель провинциального города отлично знал Берлин и привез точно к борделю с девушками на витрине. Хортов походил вдоль нее, выбрал одну в черных чулочках, похожую на славянку, и написал на стекле «Russ?» Она радостно и согласно закивала. Андрей вошел в двери, девица уже встречала на мраморной лестнице, протягивая ему руку. И тут же молодая бандерша показывала ему купюру в сто марок. Хортов заплатил деньги и пошел за зовущей рукой.

— Как твое имя? — уже в номере спросил он.

— Меня зовут Ада, милый, — с явным болгарским акцентом проговорила она. — Говори, что я должна делать?

— Я хочу тебя за одно имя, — Андрей вспомнил ответственную секретаршу Аду Михайловну. — Как звали твоего отца?

— Теодор, — не сразу призналась она.

— Жаль, ты обманула. Я спросил, русская ли ты?

— Но мы же очень близки, я из Болгарии, — залепетала она, оглаживая грудь. — Мы славяне… Я сделаю все, что ты захочешь.

Близость почти обнаженной женщины возбуждала, несмотря ни на что. Он стиснул зубы и проговорил в сторону:

— Пойди хорошенько вымойся. А потом натрись сырым луком. И съешь одну головку.

Всякое требование клиента должно было быть удовлетворено в самом лучшем виде.

— Хорошо, милый, — она едва скрывала омерзительные чувства.

Как только за ней закрылась дверь, Хортов обследовал маленький номер, проверил душевую комнату, вешалку, пол, приподнял толстый поролоновый матрац на кровати — некуда спрятать! Любой мало-мальский досмотр, и сразу найдут. Время еще было — пока бандерша сбегает в магазин и купит репчатый лук, а потом еще натрет болгарку, пройдет пятнадцать минут. Он попробовал приподнять антресоли над вешалкой, затем оторвать плинтус у пола под окном, чтобы подсунуть документы под отставшие обои — бесполезно. Бордель находился в восточной части Берлина и после объединения Германии был переделан из книжного магазина русской литературы, куда Хортов заходил много раз. Вероятно, под номера дошли складские помещения и дирекция, где сделали перегородки и ремонт.

Медленно двигаясь вдоль стен, Андрей заметил на углу выпирающую кромку гипсокартона, из которого были сделаны перегородки, разрезал ногтем обои, однако всунуть паспорт не удалось.

Девица вернулась через двадцать минут, благоухающая ядреным и отвратительным запахом. Хортов в это время лежал на кровати полураздетым.

— Почему от тебя так мерзко пахнет? — спросил он.

— Ты просил натереться луком…

— Нужно учить язык! Если обслуживаешь русских клиентов!

Он оделся и прежде чем уйти, затолкал обескураженную девицу под душ и пообещал прийти еще.

Внизу у бандерши выпил рюмку коньяку, послал воздушный поцелуй.

— Все о’кей!

Шнайдер прогуливался возле машины, с готовностью подхватил под локоток, распахнул дверцу.

— Где тут еще есть злачные места? Мне нужны девочки!

— Я выяснил! Недалеко ночной клуб. Видно, уже подсуетился, чтоб встретили…

— В ночной не поедем, — пьяно закуражился Хортов. — Гони прямо! Я узнал, тут все бардаки на одной улице!

В следующем заведении, расположенном в подвальном этаже, Хортов полистал альбом, выбрал мулатку, заказал бутылку коньяку и отправился точно в такой же номер. Смуглая девица не говорила ни по-русски, ни по-немецки, (возможно, и прикидывалась), отчего-то пугалась всякого резкого движения, изъяснялись только знаками. Но зато здесь на полу оказалось ковровое покрытие, пришпиленное к стенам пластмассовыми плинтусами. Андрей показал мулатке душ, прикрыл за ней дверь и, забравшись рукой за спинку кровати, куда не доставал пылесос, на ощупь оттянул крепление и засунул под покрытие паспорт. После чего скинул рубашку, глотнул коньяка и стал изображать пьяного — подсматривал в душ, грозил пальцем и громко смеялся. Мулатка сообразила, что клиент вот-вот упадет, и выходить не спешила, а Хортов лег поперек рабочего ложа и прикинулся спящим. Вода в душе шуметь перестала, и почти сразу появилась темнокожая немая, растолкала его и показала на часики.

— Больше к тебе не приду, — шатаясь, проговорил он. — Ты какая-то скользкая и ленивая.

Она смотрела огромными не понимающими глазами и все трясла часы за браслет.

Шнайдер на сей раз чем-то был недоволен, скорее всего, позвонил своей госпоже и получил взбучку, за потакание низменным чувствам Хортова.

— Вы заметно подобрели, — проговорил он с надеждой. — Мы едем домой?

— Нет, едем прямо! — он отхлебнул коньяка. — Остановка через двести метров. Мне нужно еще чуть-чуть, — показал пальцами. — Вот столько!

Дворецкий отлично понимал по-русски! Подвез к кабаре и умоляюще вскинул руки.

— О мой русский господин! Фрау Барбара очень волнуется!

— Вы что, сообщили ей, чем я занимаюсь?

— Нет, что вы! Я знаю, она будет волноваться!..

— Волнения развивают чувства, — на русском сказал он. — Это ей полезно. Молчите, Готфрид! Она ничего не должна знать.

— Можете доверять мне всецело, — абсолютно правильно сказал Шнайдер, выказав лишь легкий, похожий на прибалтийский акцент.

Под этим впечатлением Хортов ввалился в очередное заведение, но проститутку выбирать не стал, пошел в уютный и пустой зальчик, где бесконечно крутили порнографию. И уже автоматически, нацеленным взглядом осмотрел стены и пол, где бы можно было устроить тайник. Правда, побыть одному удалось всего минут пять, скоро появилась смутная в полумраке, призрачная девица и присела на ручку кресла. Он даже не повернул головы, чтобы посмотреть в лицо. Она же сидела без движения, словно мраморная статуя, и таковой осталась, когда Хортов встал и ушел из зала.