– Это ты сам делал? – Я всячески оттягивала ту минуту, когда мне все-таки придется заглянуть внутрь. Дядя Ваня – пускай он называет себя Сержем, но для меня он Иван – обрадованно закивал головой.

– Сам… Все сам… Я старался… Ты смотри… Рыжий, он ничего не понимал в красоте, а я его учил, я показывал, я знал, что он не тот, за кого себя выдает, но молчал… Я помогал ему… Но я лучше, ты смотри, какие они красивые…

Черно-белые фотографии поражали сюрреализмом. Это было почти красиво – неестественно белое тело на угольно-черной простыне, белые кудри и черные зрачки…

«Звезда моя, скучает шелк по телу твоему. Он цвета бездны. Ласковый, холодный. Змеиной кожи поцелуи. Тебе понравится», – прочла я ниже. И в тот же миг узнала модель – Анфиса. Капризная девочка, безбожно эксплуатировавшая свое сходство с Марлен Дитрих.

– Это Анфиса, да?

– Не знаю. Я не спрашивал имен. Она прекрасна… – Иван нежно прикоснулся к фотографии. – Женщины – такие хрупкие существа… Вы боитесь времени, ибо оно разрушает вашу красоту… И, состарившись, она бы возненавидела себя, свою морщинистую кожу, обвисшую грудь, потускневшие глаза… Это несправедливо, красота заслуживает вечности… Я подарил ей вечность…

– Ты ее сфотографировал?

– Она не хотела… Она пряталась, но я умнее, помнишь, ты говорила, что я самый умный?

– Конечно.

– Она выпила и уснула, совсем, и только тогда я украл ее душу.

– Ты задушил ее… – Теперь я отчетливо помнила, что сказал Пыляев. Каждое слово, как гвоздь в мой собственный гроб.

– Нет, нет… – замахал руками Иван, – душить… Никогда душить… Я сделал ей хорошо! Теперь она никогда-никогда не состарится. И не будет плакать. Другие тоже, понимаешь? И ты…

Значит, он считает, будто помогал женщинам сохранить красоту? И собирается помочь мне?

– Не надо бояться! – Дядя Ваня вскочил. – Страх – это плохо! Страх все испортит! Рыжая испугалась, и получилось некрасиво! Плохо, плохо, плохо… – Он обхватил руками голову. – Кровь нельзя… Много крови… Плохо… Я не хотел, а она обернулась… Увидела… Бум – и все… Испортил. Лицо не видно. Все испортил… – Иван разговаривал сам с собой, спорил, доказывал, размахивал руками и беспомощно бормотал, точно оправдывался. Я же пыталась избавиться от наручников, но проклятое кольцо не снималось, только кожу с запястья ободрала.

– Ты… – Маньяк повернулся ко мне, в глазах его полыхал огонь. – Ты во всем виновата… Столько времени потратил впустую. Нет, ты не красива, теперь я это вижу. Ты не ангел, ты пришла, чтобы забрать мою душу? Молчи! Я знаю! Твоя собака – демон, но я одолел демона! И тебя почти одолел… Если бы не тот рыжий… Я слаб… Испугался… Нужно было сразу, но мне так хотелось услышать твой голос… А он снова это сделал! Снова тебя увез! Как тогда… Но я выследил обоих, и тогда и теперь. Ты ведь не собираешься снова меня бросить?

– Нет… Я… Я останусь с тобой навсегда.

Он захохотал.

– А тогда ты не хотела. Обзывалась, говорила, что я – ничтожество. Ушла… Думаешь, я не нашел бы тебя за порогом смерти? Нашел… Теперь ты не убежишь. Никогда-никогда…. Нам будет хорошо, как раньше… Или лучше. Мы уйдем вместе, ты и я…

Он достал пистолет.

– Сначала ты… – черное дуло недружелюбно усмехнулось. – А потом я… Сейчас…

Выстрел раздался немножко раньше, чем я ожидала. Больно… Нет, не больно. Почему мне не больно? Кто кричит? Плачет? Чей-то голос вежливо поинтересовался:

– Мария Петровна, с вами все в порядке?

– Я… – Чья-то рука коснулась моей, потом раздался щелчок, и наручники, смилостивившись, отпустили меня на свободу.

– Мария Петровна, можете открыть глаза. – Я послушалась. В белой комнате стало очень людно. Дядя Ваня громко скулил, прижимая к груди раненую руку, сквозь пальцы сочилась кровь, но никто из присутствующих не спешил на помощь. Мой старый знакомый, капитан Сапоцкин, с задумчивым видом осматривал помещение, в этом нелегком деле ему помогали трое парней, мне незнакомых.

– Вы пока посидите тут.

Я кивнула. Посижу. Колени дрожат так, что, даже если захочу, боюсь, не встану.

– Вы уж нас извините за опоздание, – Шпала виновато развел руками, – мы б и раньше появились, если бы кое-кто объект не упустил…

– Антон Сергеевич, я ж не специально! – взмолился один из парней. – Тут дороги такие, что без проводника никак!

– Будет тебе, – пообещал Антон Сергеевич, – и проводник, и полупроводник…

– Вы следили?

– Наблюдали. И ваше счастье, что наблюдение не сняли, когда Запольского арестовали, я уже хотел было, но…

– Так вы с самого начала…

– Ну… Не совсем, сначала Димка за вами присматривал, думали, этот гад быстро проколется, а оно вон как вышло.

– А Запольский?

– Ошибочка вышла. Мы почти сразу поняли, что Запольский ни при чем, но решили пока не отпускать, чтобы настоящий цветовод успокоился и вылез. Ну, не волнуйтесь вы так! Мы вас с самой больницы вели!

– А… А почему никто ничего не сказал? Я думала…

– А вы бы согласились? – философски ответил капитан. – Да и спугнуть боялись, психи эти – народец хитрый, почуял бы, что что-то не так, и все, ищи ветра в поле. Ладно, надеюсь, вы на нас не сильно обижаетесь, все-таки успели. Сейчас Пыляев приедет.

– Димка?

– Димка, Димка… Надеюсь, жаловаться на нас не станете?

Я улыбнулась. Нет, не стану. Они успели вовремя, значит, все в порядке.

– Она убегает! – заорал вдруг Иван. – Она снова от меня убегает! Стерва! Я тебя найду! Все равно найду!

– И откуда только такие психи берутся? – удивился Сапоцкин. – Наверное, Мария Петровна, вам лучше в другой комнате подождать. Только, я вас умоляю, ничего там не трогайте!

Прошел месяц или около того. Я совсем разучилась считать дни. Время словно существует отдельно от меня, я живу, а оно идет… Гораздо больше, нежели стрелки часов, меня интересовали события.

Ивана, точнее, Сергея Федоровича Охоткина, признали вменяемым. Это мне Сапоцкин сообщил, сама я боюсь задавать вопросы. Не хочу. На своей шкуре ощутила правоту пословицы – меньше знаешь, крепче спишь.

Мне его немного жаль. Сергей Федорович, оказывается, очень любил свою супругу – я до конца жизни не забуду ту комнату, в которой просидела больше часа, дожидаясь, пока меня отпустят, – все стены были заклеены фотографиями. Вот она спит. Сидит. Стоит. Примеряет шляпку. Кружится в танце с охапкой нестерпимо-желтых кленовых листьев в руках… Плачет…

Она покинула его, и Сергей Федорович сошел с ума. Если бы она скрывалась на земле, он нашел бы ее. Не сомневаюсь, что нашел, но красавица с фотографий умерла. Это я узнала позже. Угасла, как свеча, – сказал Димка, и я поверила. И позавидовала незнакомке, чей муж отказался смириться с потерей. Он был богатым человеком, Охоткин Сергей Федорович, достаточно богатым, чтобы заказать васильки из… Черт, забыла, откуда они, но помню печальные голубые личики и трогательные зеленые листочки. Его жена любила цветы… А он любил жену и, когда все деньги не смогли спасти ее от смерти, нашел собственный способ.