Лаксмору никогда не доставалась столь опасная миссия. Он был возбужден и одновременно – испуган. Впрочем, заграница всегда пугала его. Он был совсем одинок, трагически одинок. В кармане лежал всегда производящий неотразимое впечатление паспорт на имя подданного ее величества королевы Меллорса, обеспечивающий его обладателю безопасный перелет через границы. Рядом, на сиденье салона первого класса, лежали две объемистые сумки из черной кожи, опечатанные сургучом с королевским гербом и обвязанные широкими лентами. Инструкции, полученные им, не позволяли ни спать, ни пить во время перелета. Сумки должны были постоянно оставаться в пределах досягаемости и в поле зрения. Ни одна грязная рука не смела осквернить своим прикосновением почту посланника ее величества. Ему было велено не общаться ни с кем, но по чисто оперативным нуждам пришлось исключить из этого более чем обширного списка полную стюардессу британских авиалиний. Примерно на полпути над Атлантикой он вдруг почувствовал необходимость облегчиться. Дважды пытался подавить эти позывы, но ничего не получилось. Наконец, поняв, что не в силах более терпеть, он попросил стюардессу подежурить возле туалета, и, пошатываясь под тяжестью сумок, двинулся крабьей походкой по проходу, немилосердно задевая углами своего багажа дремлющих арабов и наталкиваясь на тележки с напитками.

– А ваши секреты, как я посмотрю, весят немало, – шутливо заметила стюардесса, когда наконец он благополучно добрался до желанной кабинки.

Лаксмор обрадовался, услышав родной шотландский акцент.

– Откуда вы родом, моя дорогая?

– Из Абердина.

– Боже ты мой! Серебряный город!

– А вы?

Лаксмор уже приготовился разразиться возвышенной речью, описывающей все прелести родной провинции, но тут спохватился, что фальшивый паспорт выписан на имя Меллорса из Клэфема. Растерянность его только усугубилась, когда стюардесса любезно придержала для него дверь кабинки, пока он пристраивал рядом сумки. Вернувшись на место, он оглядел ряды кресел в поисках потенциального угонщика и увидел, что ни одному из пассажиров доверять нельзя.

Самолет начал снижаться. «Господи, помоги!» – подумал Лаксмор и вспомнил свой ночной кошмар – самолет падает в море и тонет вместе с драгоценной почтой. К месту катастрофы тут же бросаются спасательные суда из Америки, Кубы, России и Англии! Кем был этот таинственный Меллорс? Почему его сумки пошли прямиком на дно? Почему на поверхности океана не видно плавающих бумаг? Почему никто не запрашивал о нем? Ни вдова, ни дети, ни родственники? Сумки поднимают. Не будет ли правительство ее величества столь любезно объяснить всему миру их столь необычное содержимое?

– Наверняка ваша конечная цель – Майами, верно? – осведомилась стюардесса, когда он поднялся и двинулся к выходу. – Могу побиться об заклад, вы будете просто счастливы принять хорошую горячую ванну, как только избавитесь от этого своего багажа.

Лаксмор понизил голос, на тот случай, чтоб не подслушали арабы. Она была славной шотландской девушкой и заслуживала только правды.

– Панама, – пробормотал он.

Но она уже отошла и не слышала его. Была занята другим, напоминала пассажирам, чтоб те не забыли застегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение.

Гонорары зависят исключительно от чина, – объяснил Молтби, выбирая средней длины клюшку с железной головкой. Флажок развевался футах в восьмидесяти от него. – Солдаты не получают практически ничего. Чиновники – тем больше, чем выше рангом. Говорят, что у генерала вообще нечем платить. – Он выдавил вялую улыбку. – Я нашел выход, – с гордостью заключил он. – Я сержант.

И он ударил по мячу. Тот пролетел шестьдесят ярдов, упал в траву и исчез из виду. Молтби побежал туда. Стормонт последовал за ним. Следом плелся пожилой индеец в соломенной шляпе с набором древних клюшек в плетеной сумке.

Ухоженные лужайки Амадора были просто мечтой любого скверного игрока в гольф, именно таким игроком и являлся Молтби. Они протянулись зелеными полосками между военной базой США, построенной еще в двадцатые, и побережьем у входа в канал. Здесь имелась сторожевая будка. Здесь имелась прямая как стрела и пустая дорога, которую охраняли скучающий американский солдат и столь же скучающий панамский полицейский. Никто не имел права ступать на эту землю, кроме военных и их жен. На горизонте виднелся Эль Чорилло, за ним высились сатанинские башни Пунта Пайтилла, затянутые в этот день серой дымкой облаков. У океанского побережья примостились острова, там же находилась дамба. А чуть дальше выстроились в ряд неподвижные корабли, ожидающие своей очереди войти под мост Америкас.

Но для скверного игрока в гольф самой соблазнительной особенностью этого места являлись прямые поросшие травой окопы глубиной в тридцать футов от уровня моря. Некогда они были частью канала, теперь же служили надежным прибежищем для неточно пробитого мяча. Скверный игрок мог промахнуться, мог не рассчитать силы удара. Окопы, пока он оставался под их попечением, прощали ему все.

– Как Пэдди? Все в порядке? – осведомился Молтби, тайком от партнера поправляя мяч носком потрескавшейся туфли для гольфа. – Кашель получше?

– Не совсем, – ответил Стормонт.

– О, господи! Ну и что они говорят?

– Да ничего определенного.

Молтби ударил снова. Мяч пролетел над зеленой травой и снова исчез из виду. Молтби побежал к нему. Начался дождь. Принимался он каждые десять минут, но Молтби, казалось, не замечал его вовсе. Мяч угодил прямехонько в центр островка из мокрого песка. Старик индеец протянул Молтби соответствующую клюшку.

– Вам надо увезти ее куда-нибудь, – посоветовал посол Стормонту. – В Швейцарию, или куда там возят таких больных. Здесь, в Панаме, совершенно антисанитарные условия. Никогда не знаешь, где подцепишь микроба. Черт!…

Точно некое примитивное насекомое, мяч упорхнул в густые зеленые заросли. Через пелену дождя Стормонт наблюдал за тем, как посол описывает большие круги в его поисках. И вот он напрягся, застыл, потом совершил бросок. Восторженный возглас – мяч нашелся! «Да он окончательно тронулся умом, – подумал Стормонт. – Рехнулся». Сегодня Молтби позвонил ему в час ночи, как раз когда Пэдди уже засыпала. «Всего пара слов, Найджел, если вы, конечно, не возражаете. Просто подумал, мы могли бы встретиться завтра, с утра, немного размять ноги…» – «Как скажете, посол».

– А так, во всех остальных отношениях в посольстве вроде бы сейчас все в порядке, – резюмировал Молтби, длинными скачками направляясь к следующему окопу. – Всего-то и надо, что остановить кашель у Пэдди и мою бедную старую Фиби. – Фиби, его жену, никак нельзя было назвать ни старой, ни бедной.

Молтби был небрит. Крысиного цвета пуловер промок насквозь и походил на кольчугу. «Неужели этот урод не может позволить себе завести приличный дождевик?» – так подумал Стормонт и поморщился – дождь прохладными струйками бежал за воротник.

– Фиби никогда не была счастлива, – говорил между тем Молтби. – Я вообще не понимаю, зачем она вернулась. Я ее ненавижу. Она меня тоже. А дети ненавидят нас обоих. В этом нет абсолютно никакого смысла. Да мы, слава тебе господи, не трахались вот уже несколько лет!