Бетти также преследовал страх, вызванный двумя покушениями на президента Форда в течение трех недель. Оба нападения произошли в Калифорнии, и совершили их две женщины, единственные когда-либо покушавшиеся на жизнь президентов США. В Сакраменто 5 сентября 1975 года участница группы («семьи») Чарльза Мэнсона по имени Линетт «Сквики» Фромм попыталась выстрелить в Форда, но ее ружье дало осечку. Семнадцать дней спустя, в пригороде Сан-Франциско в отеле «St. Francis Hotel» 45-летняя домохозяйка Сара Джейн Мур, представительница среднего класса, выстрелила из своего пистолета и едва не попала в президента.

До покушений Бетти Форд обычно стояла на балконе Трумэна, чтобы помахать мужу на прощание, радостно наблюдая, как он выходит на Южную лужайку, чтобы подняться на борт спецвертолета морской пехоты и отправиться в поездку. Она говорила, что после первого покушения «не могла видеть, как он уходит, не подумав: «Что будет на этот раз?» Тревога присутствовала постоянно». Она говорила своим четверым детям: «У вашего отца действительно важная работа, и мы не можем беспокоить его страхами за личную безопасность и его жизнь». Стив Форд говорит: «Мы все пытались надевать улыбки на лица». Но это каждый день тяжелым бременем давило на Бетти. Как сказал один помощник Белого дома, «все первые леди живут в страхе».

Секретная служба настаивала на том, чтобы президент Форд носил пуленепробиваемый жилет, и несколько штук было изготовлено под некоторые его костюмы. Бетти и ее дети не хотели знать, под какими костюмами были жилеты, — им не хотелось думать о ежедневных угрозах, с которыми он сталкивается. У президента Форда было прекрасное чувство юмора, и сразу после покушения он вошел в комнату, где собралась его семья, и сказал жене: «Бетти, эти женщины — абсолютные мазилы». Замечательно сказано, и все рассмеялись и снова начали улыбаться, по крайней мере, в тот момент.

Джеральд Бэн возглавлял Секретную службу Белого дома с 1961-й по 1965 год. Он сказал, что единственным способом по-настоящему защитить президента и его семью была бы диктатура, которая давала бы право блокировать улицы, когда первая семья покидает Белый дом. «Но здесь, в этой стране, президент хочет выходить к народу; он хочет видеть людей, а люди хотят видеть его».

Когда первые семьи выезжают из Белого дома, по-прежнему сохраняются угрозы, нависающие над ними бескрайней тучей. Перед тем, как покинуть офис, Джонсоны отправились навестить Эйзенхауэров, и Мейми посетовала Леди Берд на толпы туристов, приезжающих на ферму Эйзенхауэров в Геттисберге, штат Пенсильвания. Кто-то украл табличку у входа, и несмотря на ограду из колючей проволоки кто-то («видимо, какой-то псих», — решила Мейми) вошел в их двор. «Вас это тоже ожидает», — сказала ей Мейми, — вряд ли такая мысль ободрит тех, кому предстояло оставить относительный комфорт и безопасность Белого дома менее чем через шесть месяцев.

У Нэнси Рейган был жесткий характер. Сотрудники резиденции рассказывали, что, когда обслуживали Рейганов, казалось, что они прислуживают королю и королеве, а не президенту и первой леди. Когда Нэнси что-то было нужно, она говорила почти исключительно с главным церемониймейстером Рексом Скаутеном, генеральным менеджером резиденции, в честь которого она назвала свою собаку породы кавалер-кинг-чарльз-спаниэль. Джордж Ханни был одним из полдюжины дворецких, работавших в частных покоях семьи. Он вспоминает, какой нервотрепкой могло обернуться обслуживание Нэнси Рейган. Когда Нэнси ела в одиночестве, она все равно требовала тканевую салфетку вместо бумажной, которая вполне устроила бы некоторых других первых леди. «Если у вас серебряный поднос, не важно, почистили вы его вчера или за час до этого, но, когда идете туда, обязательно снова почистите его для Нэнси Рейган. Она ничего не пропустит. Ничего», — рассказывал Ханни со смехом. Когда он только начал работать на втором этаже, другие дворецкие предупреждали его: «Джордж, эта леди жесткая. Тебе ее не обломать». Он ответил: «Это не проблема, дайте мне пару месяцев, мы постараемся». Он сказал, что смог заслужить ее уважение, просто выполняя ее просьбы. «Потом я уже узнаю, что она проходит через второй этаж Белого дома и зовет меня по имени. «Я же говорил, что она будет моей», — шутил он со своими коллегами.

= У Нэнси Рейган был жесткий характер. Сотрудники резиденции рассказывали, что, когда обслуживали Рейганов, казалось, что они прислуживают королю и королеве, а не президенту и первой леди.

Каждой первой леди пришлось столкнуться в Белом доме с огромным напряжением, а в 1987 году Нэнси пережила ряд событий, происходивших на глазах у публики, которые поставили бы большинство людей на колени. Во время очередной регулярной маммографии 5 октября было обнаружено подозрительное патологическое изменение, а 17 октября ей удалили левую грудь. Всего через десять дней умерла ее любимая мать, Эдит Лакетт Дэвис. Но она не могла позволить себе погрузиться в физическую боль от перенесенной операции и эмоциональную боль от потери матери, потому что ей пришлось заниматься организацией правительственного обеда для исторического визита советского лидера Михаила Горбачева, который должен был состояться менее чем через два месяца. Визит привел к подписанию одного из самых значительных за период «холодной войны» соглашений о контроле над вооружениями. Благодаря всему этому Нэнси оставалась собранной.

Помощница президента Рейгана Кэтлин Осборн первой узнала о смерти матери Нэнси, и она блокировала все звонки Нэнси, пока не появилась возможность сообщить президенту, у которого шла запись телевизионного интервью в Овальном кабинете. «Я боялась, что кто-нибудь другой сообщит ей, и, зная его настолько, насколько знала я, подумала, что он захочет сказать ей сам». Осборн попросила личного врача президента сопровождать его, когда он поднимался наверх, чтобы сообщить об этом жене. На следующий день Нэнси полетела в Аризону, где жила ее мать, со своей помощницей Джейн Эркенбек и несколькими сотрудницами, чтобы разобраться с вещами матери. Она еще не оправилась от мастэктомии. Осборн вспоминает, что находилась в самолете вместе с ней и спрашивала, какую урну она хотела бы купить, думая про себя: «Боже, ей сделали мастэктомию всего десять дней назад, и вот она в самолете, летит в Аризону, чтобы похоронить свою мать».

Нэнси познала и худшие времена. Тридцатого марта 1981 года, в 2.25 пополудни, на шестьдесят девятый день президентства ее мужа, Джон Хинкли-младший шесть раз выстрелил из револьвера в президента Рейгана после того, как он выступил с речью в гостинице «Вашингтон Хилтон» (которую настолько тесно отождествили с этой стрельбой, что вашингтонцы называют ее «Хинкли Хилтон»). Нэнси узнала о покушении, когда она выбирала цвета для Солярия с главным церемониймейстером Рексом Скаутеном и своим декоратором интерьера Тедом Грабером. Художник Клетус Кларк вспомнил момент, когда вошел глава Секретной службы по охране первой леди, Джордж Опфер, и жестом попросил Нэнси подойти к нему. «Вслед за этим они ушли. Я все еще оставался там, пытаясь смешать какую-то краску, чтобы она соответствовала какой-то ткани». Первой леди сказали, что несколько человек ранены, но в ее мужа не попали, и ей не нужно ехать в больницу.

«Джордж, — сказала она, — я поеду в эту больницу. Если вы не дадите мне машину, я пойду пешком». Она села в лимузин Белого дома у Южного портика и приехала в больницу, где царил полный хаос из-за скопления репортеров и любопытных, которые наводнили улицу. Первая леди грозилась выскочить из машины и бежать к пандусу для машин «Скорой помощи» в сером здании из шлакоблоков, но Опфер умолял ее подождать. Наконец движение ускорилось, и она вбежала внутрь. Майк Дивер, заместитель руководителя аппарата президента, встретил ее у двери и сказал: «Его ранили».