Виктор показывал свое судно гостям с огромным удовольствием, и Антонина не смогла сдержать своего профессионального любопытства. С разрешения хозяина она подробно осмотрела все отсеки яхты и оригинальную встроенную мебель, которая обеспечивала потрясающий комфорт даже в таком замкнутом пространстве, и мудрость яхтостроителей, сумевших так блестяще обустроить небольшое помещение, вызвала у нее удивление, восхищение и уважение.

* * *

Четыре праздничных дня пролетели незаметно. Антонина хорошо отдохнула, ее лицо покрылось ровным майским загаром, а в глазах загорелся веселый огонек. Она вернулась домой в замечательном настроении, у нее снова появилась уверенность в своих силах и впервые за последние месяцы личные проблемы показались ей незначительными. Девушка ощущала прилив творческой энергии, ей уже не терпелось вернуться к своим проектам. О вирусе самоубийства она, похоже, больше не вспоминала.

После первомайского отдыха Антонина приступила к работе с удвоенной энергией. Скучать было некогда. Она активно участвовала в тендерах, и это давало результаты: вскоре она получила заказы на несколько серьезных проектов. Душевные раны, оставшиеся после романа с Игорем, постепенно начали затягиваться. Единственное, что отравляло ее жизнь, были отношения с матерью.

Устраиваться на работу Вероника не собиралась и часто приходила к дочери в офис требовать денег. Антонина не могла ей отказать, хотя и понимала, что мать пьет: от нее всегда пахло перегаром, ее руки дрожали, одутловатое лицо казалось бесформенным, покрасневшие глаза слезились, а темные круги под глазами и землистый цвет лица не мог скрыть даже толстый слой дешевой косметики. К тому же у Вероники, как у большинства людей, испытывающих проблемы с алкоголем, появилась навязчивая идея: она настойчиво просила Антонину оформить ей квартиру. Мать толком не представляла, в чем именно заключается работа дочери, никогда не проявляла интереса к ее проектам и не видела блестящего портфолио дизайнера Антона Треф. Но она понимала, что ее Тонюсенька «может сделать так, чтобы дома было красиво».

Эта идея у Вероники была не нова. Антонина не знала, что еще до переезда в Москву мать рассказывала всем своим новороссийским знакомым и соседям по подъезду о том, что ее дочь живет в столице и обставляет квартиры богатым людям, которые хотят, чтобы у них дома было красиво и модно. При этом обязательно добавляла, что когда она сама переедет в Москву, Тонюсенька и ей обставит квартиру, чтобы у нее тоже было «все как у людей».

— Вы же знаете, как Тонюсенька меня любит, — говорила она. — Она не потерпит, чтобы ее родная мать жила плохо. Моя доченька, моя кровинушка, моя лапонька сделает все, чтобы ее любимой мамочке было хорошо.

С этой просьбой Вероника приставала к дочери уже давно. Сначала Антонина отмахивалась и думала, что это просто неудачная шутка, но вскоре навязчивая идея матери начала ее раздражать. «Зачем ей дизайнерский интерьер? — недоумевала девушка. — Кого она собирается им удивлять? Ей самой, похоже, вообще наплевать на то, что ее окружает. Ее ведь кроме рюмки ничего не интересует».

Но Вероника не успокаивалась. Каждый раз, приходя к дочери на работу просить денег, она непременно спрашивала, когда же, наконец, «знаменитый дизайнер» обставит ей квартиру, «как полагается». Со временем стремление заставить дочь поменять обстановку в ее квартире превратилось у Вероники в настоящую идею-фикс, и Антонина начала понимать, что мать от нее просто так не отстанет. Так и было: Вероника все чаще и чаще клянчила у дочери новый интерьер. Раздраженная Антонина уже была готова поменять обстановку в квартире матери на какой-нибудь вариант «как у людей», но ее останавливал не только абсурд этой затеи: она знала, что «оформлять» квартиру матери ей придется за свой счет, и в данный момент у девушки не было на это ни свободного времени, ни лишних денег.

По молодости лет Антонина не понимала, где находится та грань, когда бытовое пьянство переходит в алкоголизм. И она не знала, что избавление от навязчивых идей, которыми доставала ее мать, нужно искать не в обновлении интерьера ее квартиры, а в лечении ее от алкогольной зависимости. А между тем визиты Вероники становились все чаще, выглядела она все хуже и денег просила все больше и больше.

Марина сочувствовала своей начальнице, но в ее отношения с матерью никогда не вмешивалась. Каждый раз после ухода Вероники Антонина открывала настежь окно, чтобы быстрее проветрить небольшое помещение от тяжелого запаха перегара, и смущенно извинялась перед своей помощницей за очередную нелицеприятную сцену, которую неизбежно устраивала мать, приходя в офис. Марина не знала, как лучше реагировать на происходящее, и каждый раз делала вид, будто ничего особенного не произошло. Антонина была ей за это бесконечно благодарна: ей было стыдно за мать, но ничего поделать с ней она не могла.

Чук и Гек пришли в офис дизайнера точно в назначенное время. На самом деле их звали Георгий и Сергей, но Георгий представился как Жорж, а Сергей попросил называть его Сержем. Среди заказчиков Антонины эти двое оказались случайно, по инициативе Марины. Так получилось, что в середине мая в офис позвонил мужчина, назвавший себя Жоржем, и сказал, что планирует делать ремонт в квартире и хочет поручить оформление интерьера специалистам. Он увидел в интернете портфолио дизайнера Антона Треф, и оно произвело на него большое впечатление. Марина знала, что Антонина сейчас не берется за частные заказы, но отказывать заказчику не захотела и назначила ему встречу с дизайнером уже на следующий день.

Жорж пришел не один. Вместе с ним пришел еще один человек, который представился Сержем. На вид им обоим было чуть больше тридцати лет, и между ними ощущалось едва уловимое внешнее сходство. Сначала Антонина никак не могла понять, почему эти двое показались ей похожими друг на друга — в их внешности не было ничего общего. Жорж был высоким стройным мужчиной спортивного телосложения, с аккуратной стрижкой и чисто выбритым лицом. Он выглядел так, будто сошел со страниц глянцевого журнала: дорогой итальянский костюм сидел на нет безукоризненно, из укороченных рукавов пиджака выглядывали узкие манжеты белоснежной сорочки, а яркий галстук свидетельствовал о том, что Жорж, скорее всего, был человеком творческой профессии, а не топ-менеджером какой-нибудь скучной иностранной фирмы. Его новенькие ботинки идеально подходили к костюму, а носки были совершенно неожиданного цвета — в тон галстуку.

Его спутник был ниже ростом и выглядел менее формально. Светло-серые глаза Сержа излучали озорные искры, а лицо покрывал бронзовый загар — возможно, с горнолыжного курорта. Отсутствие волос на голове компенсировалось изящной короткой бородкой, а на среднем пальце левой руки блестел массивный золотой перстень. Его вальяжный облик дополняли отличные дизайнерские джинсы от Жана-Поля Готье, дорогой кожаный пиджак, черная футболка с ярким принтом, широкий ремень из крокодиловой кожи и мягкие замшевые ботинки.

При знакомстве оба посетителя протянули Антонине свои визитные карточки, на которых были указаны их фамилии и полные имена, но попросили обращаться к ним неформально: Жорж и Серж. Они сказали, что так их зовут друзья, а полные имена они используют только на работе. Из их визиток стало ясно, что Жорж служил маркетологом в крупной фирме, которая поставляла в Россию японские музыкальные инструменты, а Серж работал эвент-менеджером в компании, занимающейся организацией праздников, юбилеев, свадеб, вечеринок и корпоративных мероприятий. Жорж держался спокойно и серьезно, а с лица Сержа в течение всего разговора не сходила приятная обезоруживающая улыбка.