Он удивлялся, почему ее губы были зашиты.

Он ощутил, что его ноги начали смещаться вперед, хотя у него не было и намерения двигаться. Он ощутил беспомощность, неспособность остановить себя от приближения дюйм за дюймом все ближе к ней, к ее распростертым рукам.

Его руки поднялись сами по себе, безо всякого усилия с его стороны. Его кулаки были впереди него, пока он двигался к ней.

Ее руки, испачканные в чем-то темном — он боялся даже представить, в чем — наконец сомкнулись на его запястьях. Находясь рядом с ней, он заметил исходящий от нее странный запах, мягкий, но тошнотворный, который он не смог определить, но заставивший его сморщить нос и сжать горло так, что он едва мог дышать.

Хотя она была хрупкой женщиной, пальцы у нее были сильными. Он попытался податься назад, но не смог. У него не было власти над своим телам.

Джит издала еще один дрожащий, щелкающий, визжащий звук. С такого расстояния, на котором он находился, Хенрик мог лишь с невыразимым страхом смотреть в ее живые черные глаза, неспособный подумать, что ей нужно от него, что она собирается сделать с ним.

Она наклонилась ниже к нему и издала тот же самый звук. Он не знал, что она говорит, только понял, что ей что-то нужно.

Одна из фамильяров склонилась в его сторону через плечо Лесной Девы.

— Разожми кулаки, — нетерпеливо прошипела она.

Он судорожно задышал, всеми силами пытаясь сделать то, что ему было велено. Несмотря на все его старания, его кулаки не разжались. Он держал их крепко стиснутыми так долго, что они, похоже, застыли тугими узлами. Сколько бы он ни пытался, как бы ни желал подчиниться, он не мог заставить разжаться свои пальцы. Он уставился на них, судорожно пытаясь заставить их распрямиться, ужасно боясь того, что она сотворит, если он не сделает, что велено.

Джит, казалось, это не обеспокоило. Ее сильные пальцы начали разгибать его пальцы по одному. Их пронзила жестокая боль, из-за движения после того, как он так долго держал их стиснутыми. Каждый палец прошивал его резкой болью, распрямляясь. Не выказывая сожаления к его криками боли, она не прекращала свое занятие.

Вскоре она разогнула все его пальцы. Она развернула его ладони, сжимая их между своими по одной, слегка поглаживая их, словно устраняя все церемонии между ними и удостоверяясь, что они будут открытыми, перед тем как она перевернет их ладонями вниз.

Лесная Дева подхватила маленький прутик из сплетенной массы позади нее. Он мог видеть, что на его конце рос длинный, неприятно острый шип. Без понятия, что она задумала, он снова попытался отшатнуться, но, удержав его левое запястье в своей железной хватке, она легко притянула его руку еще ближе. Он ощущал себя животным в ловушке, которое вот-вот освежуют.

Держа его руку неподвижно, Лесная Дева провела кончиком шипа под ногтем его указательного пальца. Она повернула шип к свету, тщательно его осматривая. Он не мог даже представить себе, что она делает или, что пытается найти.

Хенрик увидел одну из фамильяров дальше у стены, занятую вытаскиванием кувшина из его уютного гнезда в сплетении ветвей. Не без усилий кувшин, наконец, был освобожден. Она подтащила его к Джит и стала терпеливо ждать, наблюдая за работой хозяйки.

Лесная Дева провела концом шипа под ногтем среднего пальца и опять подняла его к свету. В этот раз к кончику прилип комочек чего-то непонятного.

Звук, пришедший из глубины ее глотки, показал ему, что она удовлетворена. Она подняла шип выше, показывая слугам, и они удовлетворенно проворковали. Епископ Арк лишь посмотрел, когда она показала шип ему.

Фамильяр с кувшином сняла крышку и подхватила ее, угождая хозяйке. Тараканы сплошным потоком хлынули через края кувшина через руки фамильяра. Они издавали стук, сотнями падая на пол и разбегаясь во все стороны перед тем, как исчезнуть в сплетении палок и ветвей буквально за мгновения.

Джит, не особо беспокоясь, окунула шип в тухлую воду и поболтала им туда-сюда. Она вытащила его назад и увидела, что все прилипшее к нему отвалилось. Удовлетворенная, она снова обратила внимание на Хенрика.

Она продолжила бережно вычищать грязь из-под ногтей на оставшихся трех пальцах на его левой руке. Она нашла еще больше маленьких сокровищ, что ее интересовали, под ногтями всех пальцев, кроме большого. Краем глаза Хенрик видел улыбку, посещавшую татуированные губы епископа Арка оба раза, когда Лесная Дева вскидывалась, держа в руках шип с небольшим кусочком чего-то на конце. Каждый раз, она болтала шипом в вонючей жидкости в кувшине, позволяя найденному исчезать в мутной воде.

Джит отпустила его левую руку и принялась за правую. После того, как она провела шипом под ногтем указательного пальца, она поднесла его близко к своему лицу, чтобы взглянуть. На нем ничего не было. Она бросила украдкой короткий взгляд на епископа и снова провела шипом под ногтем, но и во второй раз на нем ничего не появилось.

Она перешла к следующему пальцу и стала еще бережнее вычищать из-под него грязь. Шип не извлек ничего. Она повторила поиск, и когда он оказался бесплодным, перешла к третьему пальцу. Этот шаг тоже не дал ей того, что она искала, и она сосредоточилась на мизинце, словно он был ее последней надеждой.

Когда шип показал кончик, не покрытый ничем, кроме грязи, ее руки безвольно упали на колени.

Когда мужчина слегка наклонился, казалось, символы на нем чуть-чуть съехали.

— Что происходит?

Лесная Дева издала несколько коротких звуков из глубины глотки.

— Джит говорит, что у нас есть плоть женщины, — сказала фамильяр, висящая рядом с ней. Она смутилась перед тем, как перевести до конца.

— Но у нас нет плоти мужчины.

Епископ выпрямился, отчего все семеро фамильяров разом подались назад.

Одна из них была недостаточно быстрой.

Он схватил ее за горло и притянул к себе. Это выглядело как рефлекс, выполненный чисто на эмоциях. Она кричала, извиваясь, как змея в силке, но не могла вырваться из его хватки. Было ясно, что епископом владеет слепая ярость. Она вцепилась в его татуированные руки, сжимающие ее горло, но это ей не помогало.

— Скажите своей хозяйке, что я недоволен, — сказал он остальным.

Несколько из них тотчас же наклонились, говоря с Лесной Девой на ее странном языке.

Когда епископ поднес фамильяра, зажатую в кулаке близко к своему лицу и взглянул в ее глаза, она издала истошный крик, извиваясь в жуткой агонии.

— Назад в могилу вместе с тобой, — сказал он сквозь сжатые зубы.

Хенрик видел, застыв в оцепенении, как фамильяр стала утрачивать голубоватое сияние, которое было у всех них. Клубы дыма закружились из-под капюшона на ее голове. Вся тварь корчилась и съеживалась, словно из нее высасывали все соки. Кожа на ее руках темнела, натягиваясь на костях и костяшках пальцев, пока они не стали выглядеть, как у скелета. Плоть на ее лице вскипела пузырями и выгорела в темную, кожистую маску. Почерневшая кожа тлела, все туже и туже натягиваясь на черепе. Глаза провалились в глазницы. Челюсть отвисла, а губы иссохли, обнажив десны.