Несмотря на дурное настроение, хозяин дома улыбнулся. Преданность горничной его тронула. Он надеялся, что не уронит себя в ее глазах. Но чем больше полицейский думал о случившемся, тем сильнее его охватывало беспокойство. Он допустил непоправимую ошибку с Костиганом, просмотрел что-то очень важное, то, что обязан был увидеть и понять, – но не сумел и в результате послал невинного человека на виселицу.

Томас доел свой завтрак, даже не замечая этого, и собрался уже уходить, когда в кухню вошла Шарлотта с детьми. Грейси на всякий случай спрятала газеты. Однако даже Джемайма почувствовала что-то неладное. Девочка встревоженно посмотрела сначала на отца, потом на мать и только после этого села за стол.

– Я не хочу завтракать, – тут же заявила она.

Дэниел заерзал на стуле и потянулся за стаканом молока. Выпив половину, вытер рот рукой и тоже заявил, что не хочет больше есть.

– Нет, хочешь, – решительно сказала ему мать.

– В дом постучался человек с улицы, – вдруг промолвила Джемайма, глядя на отца. – Он постучался в дверь, и мама открыла ему, но тут же велела уйти. Она была очень груба. Ты мне говорил, что никогда не надо грубить незнакомым людям. Но мама ни разу не сказала слова «пожалуйста»… или «спасибо».

Питт вопросительно посмотрел на жену.

– Это был один из газетных репортеров, – с трудом изобразила улыбку Шарлотта. – Он был нахален. Я попросила его уйти и больше не стучать в дверь, или я спущу на него собаку.

– Она еще и соврала, – добавила безжалостная Джемайма. – У нас ведь нет собаки.

Дэниел, услышав это, перепугался.

– Ты не собираешься отдать ему Арчи или Энгуса? – взволнованно спросил он у матери.

– Нет, конечно, нет, – успокоила его миссис Питт. Но, заметив, что сын по-прежнему нервничает, пояснила: – Я не отдала бы ему даже собаку, если бы она у нас была, милый. Я хотела лишь напугать его, сказав, что собака может его укусить.

Наконец Дэниел успокоился и снова взял стакан с молоком.

– О, это было бы здорово! Арчи тоже мог бы поцарапать его, – сказал мальчик, с надеждой глядя на мать.

Шарлотта взяла у него стакан:

– Не пей так много молока, родной, после него ты не съешь свою овсянку.

Мальчик совсем забыл о том, что не хотел завтракать, и когда Грейси поставила перед ним овсяную кашу, с удовольствием принялся за нее.

Джемайма была более озабоченной. Почуяв в воздухе тревогу, она ела неохотно, подолгу ковыряясь ложкой в тарелке, и удивлялась, что никто не делает ей замечаний.

Неожиданно снова позвонили в дверь и, не дожидаясь, тут же громко стали стучать. Горничная, брякнув чайником об стол, решительно двинулась к двери. Шарлотта посмотрела на мужа с явным желанием тоже пойти за служанкой. Однако Питт поднялся сам.

– Придется встретиться с ними, – сказал он, хотя в душе желал, чтобы встреча с прессой произошла не сейчас, а позже, когда у него будет что сказать журналистам. Его извинения они не примут, а это все, на что он сейчас способен.

Шарлотта попыталась было что-то сказать, но удержалась.

– Что это? – спросила Джемайма, вновь посмотрев на мать, а потом на отца. – Что случилось? Что-то плохое?

Миссис Питт успокаивающе положила ей руку на плечо.

– Не надо беспокоиться, – быстро пробормотала она. – Заканчивай свой завтрак, детка!

Слышно было, как служанка открыла дверь, мужской голос что-то спросил, и горничная ответила сердито и громко. Потом дверь захлопнулась, и послышались шаги по коридору. Грейси, несмотря на то что была очень маленькой особой, когда сердилась, могла наделать невероятно много шума.

– Наглёж какой! – заявила она, входя в кухню, заметно побледневшая и со сверкающими праведным гневом глазами. – Кем они себя считают? Напишут пять строк в газете и воображают, что они самые умные в Лондоне! – От волнения просторечный акцент девушки стал еще сильнее. – А ума всего-ничего, на два пенса, не больше. Задаваки! – Она с силой отвернула кран, и сильная струя воды, ударив о лежавшую в раковине ложку, обдала ее платье. Охнув, Грейси хотела было выругаться, но, вспомнив о присутствии в кухне хозяина, хоть и с трудом, но удержалась.

Шарлотту душил смех.

– Я догадываюсь, что это был репортер из газеты, не так ли, Грейси? – уточнила она.

– Да, – ответила горничная, вытирая платье чайным полотенцем и даже не пытаясь загладить неловкость, в которой по собственной вине оказалась. – Жалкий писака!

– Грейси, тебе лучше переменить платье, дорогая, – посоветовала ей хозяйка.

– Неважно, – отмахнулась горничная, кладя полотенце на место. – Здесь тепло, все просохнет.

И она тут же принялась шумно искать в банках все, что нужно для торта, который собиралась испечь позже, не раньше полудня, но теперь передумала. Сейчас девушке нужна была любая физическая работа, чтобы снять напряжение. Она обязательно положит в торт дрожжей столько, сколько кладут для хлеба, или ее тесто вовсе не подойдет.

Питт, чуть улыбнувшись, поцеловал на прощание Шарлотту, погладил по голове дочь и, похлопав по плечу сына, ушел, чтобы начать новое расследование.

Джемайма перевела на мать широко открытые вопрошающие глаза:

– Что случилось, мама? Почему рассердилась Грейси?

– В газетах часто пишут о том, чего по-настоящему не знают, – ответила миссис Питт. – Иногда это пугающие и неприятные истории, которые печатают, чтобы газеты получше распродавались, несмотря на то что они причиняют людям много неприятностей.

– Какие истории? – допытывалась девочка.

– Какие истории? – эхом повторил за ней Дэниел. – Папа расстроен и испугался? Он тоже такой людь?

– Нет, – соврала Шарлотта.

Как уберечь детей от всего этого? – лихорадочно думала она. Делать вид, что все хорошо, когда все плохо? Это еще больше напугает малышей, когда они поймут, что им солгали. Или сказать им правду и пусть сын с дочерью поймут ее и почувствуют себя частью одной семьи? Они расстроятся и испугаются – но от реальных вещей, а не от ужаса, рожденного их догадками и воображением, или чувства, что они одиноки и что старшие им не доверяют…

Так и не решив для себя эту дилемму, Шарлотта закончила тем, что стала отвечать на вопросы детей:

– Еще одна леди умерла в Уайтчепеле, умерла так же, как и та, первая, совсем недавно. Кажется, наказан не тот человек, который был виноват. Все расстроены этим, а когда люди сердиты и напуганы, они порой ищут, кого бы в этом обвинить. Тогда им как будто становится легче.

Это поразило Джемайму.

– Почему это так? – в недоумении спросила она у матери.

– Сама не знаю. Помнишь, как ты наткнулась на стул и ушибла большой палец на ноге?

– Да. Он сначала посинел, потом пожелтел, а в конце концов стал зеленым.