Но вообще-то было жалко её, конечно. Первый раз за эти два года я видел её в таком состоянии, когда её оставил извечный оптимизм. Если и присутствовала доля расчёта в её отношениях с Андреем, было неприятно думать, что именно я стал причиной крушения её надежд. Ноу меня ведь не было другого выхода. Я был бы готов на то, чтобы встречаться с Андреем тайком, так же, как мы делали до этого, но он ведь сам лишил меня выбора этой женитьбой.

Для Артура и Кати начались непростые времена. Несмотря на перспективы работать дояркой, к маме она не уезжала. Не было понятно, то ли она надеется помириться с Андреем, то ли решила строить серьёзные отношения с Артуром. Жили они у его родителей, а те каждый день им напоминали, что если они такие взрослые, то и жить должны отдельно. Денег не было, мне даже приходилось прикармливать их осторожно, чтобы мама ничего не заподозрила. Я надеялся, что долго это не продлится. До окончания школы оставалось совсем немного, потом Артур сможет найти работу, а Катя поступит наконец-то в свой лицей. Мне казалось, что не всё так плохо: им осталось потерпеть всего лишь несколько трудных месяцев, чтобы потом жить долго и счастливо и умереть в один день. Примерно в таком ключе я проповедовал Артуру, который жаловался на ужасы их существования.

Несколько дней я терпеливо ждал звонка Андрея. Я понимал, что он вряд ли объявится сразу, ему, наверное, нужно время, чтобы переварить все новости, но я не сомневался, что он не сможет остаться совсем один и рано или поздно отыщет меня. Но он не звонил. Катя с Андреем не встречалась, это я знал. Что же тогда происходило? Может, эта женитьба вовсе не была настоящей причиной, по которой он хотел порвать со мной?

Или он просто охладел ко мне, и я наскучил ему? Или он нашёл другого мальчика? Или он не был готов к серьёзным отношениям с молодым человеком и поэтому, почувствовав, что всё заходит слишком далеко, решил сбежать, пока не поздно? Артур так делал раньше со своими девушками.

Через неделю молчания я решил предпринять самостоятельные шаги. Я позвонил ему пару раз, но трубку никто не поднял. Я подумал, что он, наверное, боится Катиных звонков, и решил действовать активнее. Вечером, когда Андрей при любых раскладах должен был уже вернуться с работы, я пошёл к нему сам. Сначала походил немного вокруг дома, отыскал его окна: на кухне горел свет, я подумал с горечью, что можно только надеяться, что он ест свою жареную рыбу один. Я поднялся по лестнице и замер на лестничной площадке перед его дверью. Я вспомнил свои ощущения пару месяцев назад, когда пришёл сюда в первый раз. В тот день меня привело сюда любопытство, может быть, страсть, но теперь была совсем другая причина — любовь. Мне было так же страшно, даже больше, потому что тогда я мог предположить, что ждёт меня за этой дверью, а сейчас могло произойти что угодно.

На звонок долго никто не откликался, внутри заныло: конечно, он не один.

Но вот что-то зашуршало с той стороны, дверь открылась. Андрей стоял в костюме, видно, только приехал. Он молча пропустил меня в коридор, прикрыл дверь и встал передо мной, не давая ступить ни шагу. Наверное, я должен был сказать что-то, хотя бы просто поздороваться, но я впал в какой-то ступор, потому что не вполне понимал, рад ли он меня видеть и чем закончится это моё непредвиденное появление в его квартире.

— Ну, — наконец произнёс он, — что скажешь?

— Привет, — только и нашёлся сказать я.

— Ты со мной просто поздороваться пришёл?

— Ну, повидать тебя пришёл, — мне стало не по себе.

— Ладно, проходи, — вдруг смягчился он.

С утра, когда мы пили на кухне растворимый кофе, а Андрей, как всегда, опаздывал на работу (я решил, что на первый урок всё равно не пойду, так что не особо торопился^ он сказал:

— Слушай, Артём, несмотря на то что произошло, я всё равно считаю, что нам не надо больше встречаться, — он произнёс это так буднично, будто попросил меня обойти двор с другой стороны, где не так грязно и не запачкаешь брюки.

— Почему? — спросил я ошарашено. После этой ночи я был уверен, что всё складывается, как я хотел.

— Ну, так нужно, Артём. Понимаешь, неправильно это всё, что мы делаем.

Нельзя так дальше. Тебе надо найти девушку. А мне — я теперь сам не знаю, что, но не то, что мы с тобой делаем.

— М-м. Я понимаю, — ответил я, хотя я ничего не понимал.

— Артём, как ты видишь наши отношения? Мы что, сможем жить вместе? Что мы людям будем говорить? Даже если представить, что мы переедем в другой район и не будем встречать твою маму в магазине? Что мы братья? Или ты мой племянник? И что мы будем делать через год или два? Каждому человеку нужна семья, понимаешь, нормальная полноценная семья, а у нас с тобой что будет? Я уже не мальчик, чтобы прятаться по подворотням и заниматься сексом в кустах, понимаешь? Мне большее нужно, а у нас с тобой этого не будет никогда.

Вот оно что. Нормальная полноценная семья. Опять она вылезла в самый неподходящий момент, чтобы разрушить мои надежды. Почему, если я люблю его, я должен стыдиться этого и искать какую-то там девушку, которая мне вовсе не нужна. Да и никто мне не нужен, кроме него. Почему отношения с женщиной, которая его обманывает, он считает семьёй, а со мной, значит, можно только прятаться по кустам…

Значит, это всё было зря? Я предал своего друга, разбил Катины мечты, я готов всем пожертвовать ради него, но мы не можем быть вместе, потому что не хватает воображения, что бы такого придумать для соседей? Я был готов расплакаться от обиды. От обиды на Андрея, на себя, на весь мир, который не позволяет нам быть вместе.

— Артём, нам надо сейчас всё это прекратить, — продолжал Андрей, — иначе потом ты влюбишься, и будет поздно. Ты такой молодой, я бы не хотел делать тебе больно.

— Поздно уже, — почти прошептал я, чтобы не заплакать.

— Что? — не расслышал Андрей.

— Поздно. Я уже влюбился.

— Ну ладно тебе, воробей, — вдруг сказал Андрей, придвинулся ко мне на табуретке и обнял меня.

Я уткнулся в его плечо, в его тёплое сильное плечо, которое я так хорошо знал и мог представить себе каждый обтянутый этой смуглой кожей мускул.

И я больше не увижу его, потому что непонятно, что сказать людям. Я заплакал. Навзрыд, не в силах остановиться. Мне так не хватало этого плеча, в которое можно было уткнуться и с которым можно было поделиться своими горестями. И теперь, когда я только обрадовался, что оно, наконец, появилось, что я в первый раз в жизни буду не одинок, оно снова уходит от меня, уводимое условностями, правильностями и неправильностями этого мира.

Андрей гладил меня по голове, как маленького, и от этого мне хотелось плакать ещё больше. Смутное воспоминание робко протиснулось сквозь толщу времени. Уже было в моей жизни плечо, в которое я плакал от того, что предстояло расставание. Мамин мужчина. Боксёр. Тогда речь шла всего лишь о неделе, но и один день казался бесконечно длинным без него. Теперь Андрей не хотел, чтоб мы виделись вовсе. Наконец я успокоился, и мне даже стало немного смешно от того, что я так разнюнился. Я посмотрел на него и засмеялся: