являемся. Властитель закончил здесь, и теперь он вернется. Он разогревает ядро планеты для выстрела. Это означает, что Вербария прекратит существование.

— Мы можем его остановить?!

— Нет. Первый неудержим. Он заберет генизу с собой. Это все, что я могу сказать.

— Но как же быть нам? — Моргот невозмутимо скрестил на груди руки. — Наблюдать за тем, как он взорвет планету в своем неудержимом старте?

Древний замолчал, посмотрел на Сейвена и, когда тот отпустил его, отступил на шаг и ответил.

— По прихоти судьбы у вас случился он, — древний обернулся всем телом и посмотрел на Крайтера, внимательно следившим за ходом беседы. — Сила отчужденного репликанта поможет вам спастись.

— Отчужденного? Вы хотите сказать, что… — Сейвен не успел договорить, его перебил древний, стоявший по правую руку от первого.

— Он больше не часть ментальной стороны и отчужден генизой. Это дает ему власть над естеством. Теперь он Гениза для самого себя. И для вас, последние репликанты Вербарии.

— Вербария лишь одна из множества планетоидов системы, называемой вами Солнечной, — заговорил третий долговяз. — Среди них есть одна планета, на котором вы смогли бы продолжить существование. Это вторая планета от Солнца — Земля.

У Сейвена голова пошла кругом. Он понимал, что говорили древние, но осмыслить, принять эту информацию, как реальность, как нечто происходящее здесь и теперь, — напрочь отказывался. «Крайтер отчужденный репликант? Спасение на Земле? Ведь это — космос!»

— Да, это космос, — оказалось, что последние слова Сейвен выкрикнул. — Когда-то, очень давно, сеянцы спустились на Вербарию именно оттуда. Ваш сеянец крепок. Он выдержит путь.

— Сеянец? В смысле… Купол? — уточнил Дейт.

— Да.

— А кто вы, что зовете себя древними?

— Мы здесь с самого начала. С момента рождения жизни на Вербарии. Но нам следует немедленно покинуть планету, иначе будет поздно.

Едва долговяз закончил фразу, как Крайтер взвился на вершину и купол стремительно набрал высоту. Они поднялись над клокочущим океаном планетарного шторма, озаряемого то белыми вспышками молний, то красно-оранжевыми всплесками плоти Вербарии. Подчиняясь высоте, вернулось и солнце. С холодным безразличием оно освещало кипящий над планетой хаос.

Впервые Сейвен увидел Вербарию со стороны. Черный шар, пронизываемый алыми и серебристыми ветвями сполохов. «Какой бы ты была без этого черного савана?» В груди опять заныло, заскребло когтями чувство вины и скорби. Он почувствовал, как по щеке скользнула слеза.

Измерять космические пространства никто не умел. Никто, кроме Енисея, быстрыми взмахами прутика рисующего на песке схемы с цифрами. По чертежам было видно, что купол отлетел от Вербарии уже на четыреста тысяч километров. В тот самый момент, когда он затер цифру, чтобы написать новую, мрачный лик планеты рассекли алые трещины, разбежавшиеся сетью от одной точки.

Темный кокон планеты лопнул, распустился, как дивный космический бутон. Куски тверди, отгибаясь от раскаленного ядра планеты увядшими лепестками, отваливались. Сияющее ядро мерцало тончайшей голубой сетью. Оно плыло, как новорожденное солнце, сбросившее старую, огрубевшую кожу. Остывая глыбы крошились, разламывались в обоюдном столкновении и следовали за ядром угловатым шлейфом.

Скорость ядра возросла. Оно рвануло вперед по орбите, освобождаясь от остатков коры. В точке, положившей начало «расцвету» Вербарии, разгорался столб огня. Ослепительно белый он напряг каждую ниточку сети, накинутой на ядро, как вдруг потух и рассыпался в лазурную искру. Вопреки ожиданиям, звездочка, венчавшая этот столп огня, не отделилась, не стартовала, а рухнула вниз, на оголенную планету.

«Айро». Сейвен прильнул к стеклу.

— Айро!

Но в ответ — только разбитое эхо.