Она снова приоткрыла дверь на улицу и замерла на пороге. Дождь прекратился. Выглянуло солнце, заискрились лужи воды на асфальте, заиграла всеми цветами радуги речная гладь, капельки росы на кончиках травинок вспыхивали, словно крохотные бриллианты. Все вокруг переливалось и лучилось. Огромная яркая радуга повисла коромыслом, охватив все небо от края и до края. Дальний конец ее терялся где-то за одним из островов. Кажется, это Ледис-Айленд. Лорелея вдохнула полной грудью и почувствовала, как куда-то прочь улетучилась ее усталость. Радуга на небе всегда вселяла в нее надежду. Наверняка и она свято в это верила – тех, кто смог пережить ураган и грозу, ждет впереди что-то очень прекрасное.

Лорелея быстро закрыла дверь. Надо немедленно записать эту мысль в свою тетрадь… пока не забыла. Или пока не изверилась в том, что так оно и бывает. Всегда!

Когда я стала подниматься по лестнице на второй этаж, то почувствовала, что обручальное кольцо Кэла, которое я положила в карман своей юбки, слегка ударяется мне в бок, словно продолжая напоминать о своем существовании. Я открыла дверь в мансарду, пропустив вперед Гиббса и Дебору. Еще не забылось, как я впервые карабкалась по этой крутой лестнице, и, кстати, тоже в юбке. Нет уж! Первой я сейчас туда точно не сунусь. В самом деле! Не наступать же на одни и те же грабли дважды.

Дебора замерла, разглядывая узкие и высокие ступеньки, ведущие наверх.

– Эдит всегда держала эту дверь под замком. Я ни разу не была в мансарде. Конечно, без ее разрешения я бы и не посмела. А она, при всей приязни ко мне, все равно оставалась очень скрытным человеком. Но в любом случае, я уважала ее право на свою особую, закрытую от посторонних глаз жизнь. – Слабая улыбка тронула губы пожилой женщины. – Мистер Кэлхун тоже, кстати, ни разу не поднимался в мансарду. Правда, при нем, то есть когда он бывал дома, Эдит всегда держала дверь незапертой. Ее муж терпеть не мог запертых дверей.

Женщина зябко потерла руки, словно ей вдруг стало холодно.

– Я всегда удивлялась, почему она не использовала для своей мастерской помещения в цокольном этаже, там, где раньше располагалась старая кухня, или там, где жили слуги. Правда, всегда существовала угроза подтопления в случае разлива реки или наводнения. Зато летом в подвале гораздо прохладнее. – Дебора кивком головы указала на лестницу. – Но теперь я понимаю, почему она предпочла подвалу чердак. Ее муж был крупным мужчиной. К тому же обожал бренди и постоянно к нему прикладывался. Не уверена, что он сумел бы вскарабкаться по таким крутым ступенькам наверх.

Я несколько растерянно почесала лоб.

– А я ведь даже еще не спускалась в подвал, – призналась я Деборе. – Только видела зарешеченные окна в форме полумесяца, но они все заляпаны грязью снаружи, а изнутри заплетены паутиной. Правда, заметила, что рядом с черным входом в дом есть дверь. Наверняка ведущая в цокольный этаж. Несколько необычное место для входа.

Гиббс начал восхождение первым.

– Когда новую кухню оборудовали уже непосредственно в самом доме, – откликнулся он на мои слова, – то забивать дверь в старую кухню не стали. Сам не знаю почему. Не припомню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь спускался туда. Помню лишь, что старая кухня была очень темной – вековые деревянные балки на потолке, грязный пол. А ведь при желании можно из всего этого соорудить что-то приличное и полезное. Например, спортзал для Оуэна.

– Ну, положим, спортзал в доме ему понадобится лишь в том случае, если он будет постоянно жить здесь, – немедленно возразила я. – К тому же если, по словам Деборы, существует хоть какая-то угроза подтопления, то лучше оставить все как есть. Меньше забот в случае чего.

Даже мне самой собственные аргументы показались малоубедительными. Чудеса, да и только. Я еще совсем немного времени обитаю в Бофорте, но и за этот короткий промежуток со мной столько всего случилось. И с каждым прожитым здесь днем мне все труднее нащупать то общее, что сегодня связывает молодую женщину, горько плакавшую навзрыд в кабинете мистера Уильямса, с той особой, которая, можно сказать, по собственной воле отправилась на лодочную прогулку по реке, лихо преодолела мост, сидя в чужой машине, и щеголяла по улицам города в таком коротком платье, что, пожалуй, иной купальник показался бы длиннее.

Когда мы все трое наконец оказались наверху, я включила свет и отрегулировала кондиционер: температуру задала пониже, а скорость вращения лопастей сделала повыше. Я по-прежнему держу этот кондиционер включенным целыми днями, пытаясь найти некий разумный компромисс между моей врожденной рачительностью, доходящей до скупости в своем стремлении сэкономить, которая, впрочем, присуща всем выходцам из Новой Англии, и желанием жить в комфортной прохладе. Но несмотря на все предпринятые усилия, в мансарде царило самое настоящее пекло. Дебора немедленно стала теребить свою блузку и обмахивать лицо обеими руками. Капельки пота выступили на ее верхней губе.

– Бедняжка Эдит! Как она могла просиживать в такой душегубке днями напролет! Не понимаю!

Мы с Гиббсом переглянулись. Нам-то как раз все было абсолютно понятно. Хотя… Что же в жизни Эдит было такого, что заставляло ее искать уединения в этой душной мансарде с невыносимым пеклом в летние месяцы? И почему занятие, связанное с реконструкцией былых преступлений, казалось ей более подходящим времяпрепровождением, чем размеренное каждодневное существование провинциальной дамы?

Дебора задрала голову.

– Хорошо, хоть крыша не течет. Иначе совсем беда была бы. Можно только догадываться, во что превратились бы за столько лет все эти картонные коробки из-под обуви под воздействием разлагающей влаги.

Но вот Дебора заметила россыпи морских стеклышек на столе и направилась к ним. Запустила руку в одну из корзинок и стала перебирать стеклышки рукой, пропуская между пальцами. В эту минуту она была очень похожа на ведьму, занятую приготовлением своего волшебного зелья.

– Долгое время я считала, что китайские колокольчики – это своеобразное прикрытие, и Эдит мастерит их только для того, чтобы скрыть от мужа то, чем она на самом деле занимается в своей мастерской, просиживая целыми днями в мансарде. Но и после гибели Кэлхуна она продолжала мастерить колокольчики. Так что причина, видно, в чем-то другом.

Дебора выглянула в окно и улыбнулась.

– Время от времени у нас тут случаются мощные ураганы. Как, например, ураган «Хьюго», разразившийся в 1989 году. Тогда Эдит пришлось снять колокольчики, развешенные по всему периметру дома. Иначе под порывами шквалистого ветра они непременно рассыпались бы. Но всякий раз, когда такое случалось, она потом снова развешивала свои сокровища вокруг дома. Мне приятно видеть, что вы отдаете дань уважения прежней хозяйке дома и оставили все ее колокольчики висеть на прежних местах.

Я затылком почувствовала, как Гиббс сверлит меня взглядом, но не повернула головы в его сторону. У меня духу не хватило признаться Деборе, что единственная причина, по которой эти колокольчики все еще продолжают тренькать день и ночь, страшно действуя мне на нервы, состоит в том, что я до сих пор не нашла в доме подходящей лестницы, достаточно высокой для того, чтобы снять всю эту музыку.