Дебора окинула взором помещение, сконцентрировав наконец свое внимание на деревянных стеллажах у дальней стенки комнаты. Она сразу же узнала то, что там стояло, и решительным шагом направилась к стеллажам. Подошла, сняла с полки первую попавшуюся под руку коробку и, наклонившись, стала внимательно разглядывать всю мизансцену. Кухня образца пятидесятых годов прошлого века, правда, ничего общего не имела с той кухней, что располагалась у нас внизу. На подоконнике стоит яблочный пирог, выглядит совсем как настоящий. Окно с натуральными стеклами в раме наполовину раскрыто. Одно стекло треснуто. На круглом столе лежат четыре ярко-красные салфетки в форме яблока. Рядом миниатюрные серебряные приборы, крохотные чашки заполнены в нужных пропорциях чистым целлофаном, имитирующим жидкость. Плетеный палас перед раковиной. В раковине тоже налита какая-то жидкость почти до половины, по внешнему виду похожа на мыльный раствор.

Единственное, что указывает на то, что здесь произошло что-то нехорошее, это нижняя часть туловища женщины рядом с плитой. На женщине какое-то цветастое платье, на ногах – темно-синие туфли-лодочки. Дверца духовки открыта, оттуда торчит кусок фартука.

– О да! – воскликнула Дебора. – Этот случай я отлично помню. Кажется, все произошло в Гринвилле. Если мне не изменяет память, женщина была беременна. – Дебора криво усмехнулась. – Она была беременна не от мужа. Но убил ее собственный же любовник. – Она ткнула пальцем в открытое окно. – Он решил, что перехитрил всех. Проник в дом через окно. Вначале аккуратно убрал пирог с подоконника, а потом, когда уже вылезал, поставил его на прежнее место. Словом, обставил все как самоубийство. А на самом деле он задушил ее тесемками фартука, который снова надел на нее.

Гиббс вскинул брови и сказал, засовывая руки глубоко в карманы:

– Однако любой, даже не профессионал, а сыщик-любитель, скажет вам, что в ходе вскрытия сразу же будет установлено, что женщина погибла от удушения, а не от отравления газом.

– Ну, положим, это было еще до того, как появились первые криминалистические лаборатории. А среднестатистический сыщик того времени, осматривавший место преступления, не обязательно был в курсе всех нюансов убийства.

Я тоже подошла ближе. Теперь, когда я знала, что именно это за коробки и для чего они были нужны, я перестала их бояться. Я заглянула в коробку, почувствовав себя на минуту Гулливером, очутившимся в стране лилипутов. Такой микроскопический мир… Легко вообразить себя частью этого мира. Впрочем, у меня не возникло чувства, что я принадлежу к этому миру преступлений и убийств.

– Между прочим, все ручки на газовой плите двигаются, а в холодильнике представлен весь тот ассортимент продуктов, который на момент совершения преступления хранился в настоящем холодильнике, – не без гордости в голосе заметила Дебора. – Эдит мастерски воспроизводила все до мельчайших деталей. Думаю, если бы Френсис Глесснер Ли была знакома с Эдит, она могла бы гордиться такой ученицей.

– Наверное, Эдит все же поступила правильно, когда забрала свои работы домой. Поняла, что именно в этом и состоит ее долг, особенно после того, как… – Я замолчала, не будучи до конца уверенной в том, к каким последствиям могут привести мои размышления. Да и расхотелось делиться собственными соображениями с посторонними.

– После чего? – немедленно спросил меня Гиббс.

Но я отступила к стеллажам, сделав вид, что не расслышала вопроса.

– Бедняжке пришлось сильно постараться, – начала я после короткой паузы, – чтобы все здесь надежно упрятать, так, чтобы муж ни о чем не догадывался. По правде говоря, мне очень грустно при мысли о том, какую одинокую жизнь прожила эта женщина. Хотя она была замужем… Имела сына… И двух внуков.

– Дедушка умер задолго до того, как я появился на свет. Бабушка никогда не рассказывала мне о нем. Но мне почему-то кажется, что их брак был не из счастливых, – негромко обронил Гиббс.

Я снова почувствовала на себе его взгляд, но не рискнула поднять глаза.

– Почему вы так решили?

– Потому что в доме не сохранилось ни единой его фотографии. С тех пор как я начал осознавать себя в окружающем мире, ничто в этом доме не напомнило мне о его существовании. А это что-то да значит! Тем более что изначально дом принадлежал ему и его семье, а не бабушке. Не сохранилось ни его одежды, ни каких-то семейных реликвий, связанных с ним, типа первых детских башмачков. Ничего! – Гиббс замолчал, мы с Деборой замерли в ожидании. Казалось, даже воздух вокруг нас вибрировал, с нетерпением ожидая продолжения. – Даже обручального кольца нет.

Я почувствовала, как меня прожгло до самой кожи обручальным кольцом Кэла, лежавшим в кармане юбки, и даже немного отдернула саму юбку от тела, словно опасаясь, что на этом месте может появиться волдырь от ожога.

К счастью, Дебора была настолько увлечена разглядыванием коробок с кукольными домиками Эдит, что не обращала внимания ни на что остальное. Она то и дело издавала восторженные восклицания по поводу каждой мелочи, виртуозно воспроизведенной в интерьере очередного домика. Опрокинувшийся стул, бытовой прибор с электрической вилкой, которую можно было при желании даже вставить в миниатюрную розетку… Наконец, каждая новая нитка китайских колокольчиков, поющая за окном.

– Я искренне надеюсь, что вы передадите все эти работы Эдит в распоряжение полиции или даже отдадите их нам, в Историческое общество. Глядя на них, можно многому научиться и многое узнать. Но это можно сделать лишь тогда, когда поделки Эдит станут достоянием самой широкой общественности.

– Согласна с вами, – поддержала я пожилую даму. – Тем более что у меня нет никаких формальных прав претендовать на эту часть наследия миссис Хейвард. А потому я оставляю все на усмотрение Гиббса. Ему решать, как распорядиться поделками бабушки.

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – заверил Гиббс Дебору. – Дайте мне пару дней на размышления, и на следующей неделе я обязательно перезвоню вам.

– Спасибо, Гиббс! Огромное спасибо! – прочувствованным голосом поблагодарила его Дебора. – Уверена, ваша бабушка была бы счастлива узнать, что ее работы до сих пор востребованы и приносят пользу.

По ее лицу потекли тоненькие струйки пота, на руках проступили темные пигментные пятна. Женщина направилась к выходу, видно, посчитав, что она увидела все, что хотела увидеть.

– Хочу показать вам еще одну вещь, – остановила я ее на полпути. – Думала задать вам этот вопрос еще тогда, когда навещала вас в Историческом обществе. Но что-то отвлекло мое внимание и разговор перешел на другую тему. У меня даже нет твердой уверенности в том, что эта вещь как-то связана с остальными работами Эдит. Но коль скоро она тоже хранила ее здесь, на чердаке, то значит, какая-то связь все же существует. Может быть, вы прольете свет на эту загадку?

Гиббс взял самолет, стоявший в дальнем углу комнаты, и поставил его на стол рядом с корзинками, наполненными морскими стеклышками, точно на том же самом месте, на какое он поставил самолет и в прошлый раз. Дебора стала внимательно разглядывать самолет. От ее зоркого глаза не ускользнуло, что через крохотные иллюминаторы можно было разглядеть пассажиров, сидящих в своих креслах, неровные куски стали, торчащие вокруг дыры на фюзеляже, испещренном мельчайшими царапинами. Каждый отдельный кусочек, судя по всему, приклеивался к другому, образуя единое целое. За основу использовалось вязкое белое папье-маше и стекло. Но вот Дебора вдруг схватилась рукой за сердце. Слава богу, что в нашей компании есть доктор, подумала я.