– Лира! – Возмущённый вопль Илли и Апраксии слился с жизнерадостным хохотом мужчин.

– А? – неохотно отрываясь от губ любимого, рассеянно спросила дриада и непонимающе оглянулась. – Вот же напасть! Ну никакой личной жизни с этими цветами!

Ингирд тихо таял от счастья и гладил невесту по волосам, стараясь не задевать цветов, пышно расцветших на прыснувших из скамеек и стола побегах.

– Нам нужно идти туда вдвоём, – почти серьёзно предложил он дриаде, – убивать его не будем, только пару раз поцелуемся. Он и сам в цветах задохнётся.

– Шутник, – Лира сделала вид, что возмущается, прильнула к нему и огорчённо шепнула, – ты пойми, из дриад я сейчас сильнее всех. А от магии меня закроют.

– Но если, вернувшись, ты найдёшь тут седого мужчину, – сдаваясь, тоскливо пошутил баронет, – не спеши от него отворачиваться. Возможно, в нём ты кого-то узнаешь.

– Я узнаю тебя в любом случае, – счастливо сияя глазами, пообещала она, – у меня теперь как магнит внутри. Глаза сами смотрят в ту сторону, где ты, как цветочки на солнце.

– Цветочек мой. – Он снова потянулся к её губам, но дриада выставила ладонь.

– Нет… пока хватит. А то они меня убьют.

– Ну, вы вылезете наконец из своего букета? – ехидно осведомилась магиня. – Мы уже все амулеты приготовили.

– Он и сам отсюда вылезет. – Дриада положила руку на стол, выдавая своей живице приказ, и вскоре, скрутившись в ажурные колонны, стебли вынесли цветы и бутоны вверх, за пределы шатра, сквозь проделанные ими в куполе прорехи.

– Что я, по-вашему, верблюд?! – возмущалась девушка ещё через час. – Уже пятый килограмм камней в меня запихиваете! Я себя уже силиконовой блондинкой чувствую, и, между прочим, они щекотные!

– Лирочка, потерпи. – Ингирд старался не смотреть, куда там магиня прячет камни и амулеты, просто держал невесту за руку и уговаривал не спорить. – Может, они и не пригодятся, но зато в случае чего ты будешь защищена.

– Самое главное, оставляй следы и «включай блондинку», – выдавали непонятные указания Элинса с магиней, – один в поле не воин. И, если будет хоть стакан воды, загляни сюда.

– Я тебе семян во все карманы насыпала, – вдалбливала своё Илли, – и добавила к ним стальник и эльфийский терновник. Они и сами просеются, только прикажи.

– Всё, долгие проводы – лишние слёзы, – объявила вдруг Элинса, украдкой поцеловала дочь и подтолкнула к роднику, – ни пуха ни пера!

– Ну, мать! – изумилась Лира, но ответила: – К черту! – и растаяла, как туман.

Ингирд потемнел, закаменел скулами и замер возле родника, безнадёжно вглядываясь в весело журчащую воду.

– Инг, – осторожно дотронулась до его плеча Илли, – не нужно. Всё будет хорошо… пойми, если бы она не цвела, её бы никто не отпустил. Нас любовь хранит… и это тебе спасибо за то, что у неё сейчас столько силы.

– Птичка… поверь… умом я всё понимаю. Но не привык я так, сидеть в безопасности, пока моя невеста сражается с негодяем.

– Да с чего ты взял, – строго спросила Элинса, – что она будет сражаться? Ей только найти его нужно… и нам след бросить. А тогда уж мы его достанем. Вон и маги эльфийские наготове, и воины… мы ей чётко сказали, чтобы не геройствовала.

Она и не собиралась геройствовать. И, едва оказалась в том логове, где они недавно спасли кучу рабов и забрали Ульяру и Ханнику, собиралась лишь на миг заглянуть в зеркало, куда уходил еле ощутимый след незнакомой дриады. Как пра-вильно мать сказала, если бы они толпились тут все кучей, ничего бы она не почувствовала даже усилившимися и обострившимися способностями. Потому что все полны живицы, все яркие и перебивают любые чужие отголоски буйством своих сил. Даже возрождённая Колейла, вернувшись с водопада, почти не отличалась от сестёр, а радовалась пресветлому лесу так вообще больше всех остальных.

– Думаю, она останется жить тут, – приглядывая вполглаза за новенькой, тихо вздохнула Элинса, снаряжая дочь на вылазку, – и я даже рада. После бойкота в доме оборотня у неё душа требует общения, а эльфы заскучать не дадут. Посмотри, уже толпой возле неё вьются.

Лира отмахнулась от воспоминаний, заглянула в зеркало, отыскивая место, куда ведёт нить чужого пути, и увидела пронзительные зелёные глаза, насмешливо наблюдающие за ней.

– Дриада… молодая, глупая… да ещё и цветущая… вот это подарок!

И уже в следующий миг она летела навстречу этим глазам, забыв бросить след и теряя всякое представление о том, кто она и зачем вообще тут ходит.

– Ну и какой я? – уверенно заглядывая в глаза ошеломлённо моргающей девушке и собственнически обнимая её за талию, мурлыкнул зеленоглазый темноволосый красавец в изысканном чёрном бархатном костюме. – И как меня зовут?

– Кого… тебя? – запинаясь, пробормотала Лира, чувствуя, как острой болью распирает изнутри виски, словно выталкивая из головы что-то очень колючее и большое.

– Мужчину, которого ты любишь, – обольстительно улыбнулся он и нежно провёл пальцем ей по губам, – мы ведь уже целовались, не так ли?

– Да… – Лире вспомнилось счастье, жарко плеснувшееся во все стороны, когда тёплые губы любимого нежно и робко прикоснулись к её полуоткрытым губам, само всплыло в раскалывающейся голове имя, – Ингирд.

– Что, пройдоха баронет поймал себе такую редкую птичку? – На миг злое изумление исказило красивое лицо, а в следующее мгновение оно стало стремительно меняться. Смягчилась яркая красота, резче выступили скулы, твёрже стал подбородок, и упрямее изогнулись губы. Глаза стали бледнее, а волосы вспыхнули рыжиной и свились в лёгкие завитки.

– Ну вот, любимая, – в голосе мужчины прозвучала едва заметная усмешка. – А теперь поцелуй меня.

– Да… – нерешительно кивнула дриада, – конечно…

Девушку, стоявшую рядом с зеркалом и мерившую её горьким взглядом, она предпочитала не замечать, не до неё сейчас. Всё оказалось так просто и ужасно, что у неё всё в груди дрожало от страха и неуверенности, что он не поверит, шагнёт в сторону.

– Смелее, я же твой Ингирд. – Он склонился к её губам, нетерпеливо впился в них, спеша получить порцию драгоценной живицы.

Едва их губы соединились, Лира собрала всю силу и бросила себя к зеркалу, вызывая в памяти знакомый родник.

Он понял, что произошло, когда они уже неслись по посверкивающим гранями отражениям, но сделать ничего не мог, изменить ход пути ему не было дано.

Но, едва вывалившись на усыпанную цветами лужайку, вцепился в дриаду мертвой хваткой, стиснул крепкими пальцами её нежную шейку, зашипел в ухо разбуженной коброй:

– Уноси отсюда, если жить хочешь!

И тут же почувствовал, что руки начинает нестерпимо жечь, как если бы он опустил их в крутой кипяток. Непонимающе дернул головой, а в следующий миг обнаружил ещё одну дриаду, ухватившую его пленницу за руку.