– Ты не можешь этого знать. И я не могу, – мама покачала головой. – Честно говоря, я не могу из-за этого переживать, потому что это непродуктивно в борьбе с зависимостью. Теперь мне это известно. Я могу только пытаться, и я пытаюсь, – мама придвинулась ко мне ближе, на ее лице было написано раскаяние. – Если ты не сможешь меня простить, я пойму.

Я покачала головой. Теперь, когда мама сидела прямо напротив меня, меня затошнило при мысли о том, что можно потерять ее навсегда.

– Я люблю тебя. Ты – это не твоя зависимость, мам. Я люблю тебя. И буду прощать всегда, несмотря ни на что.

Она разразилась горькими судорожными рыданиями, и я задалась вопросом, сколько еще я смогу выдержать. Обнимаясь с мамой, я не могла вспомнить более эмоционально тяжелого периода, чем прошедшая неделя.

Казалось, я пролила свой запас слез на целую жизнь вперед.

* * *

Позже, прихватив с собой чай со льдом, мы переместились на крыльцо к качелям. Стоял обычный пасмурный день.

– Много было дождей? – спросила я. Лето в Кармеле как правило бывает дождливым. Оттого и появляется влажность.

– Вообще-то у нас довольно жаркое и сухое лето. Климат меняется, полагаю, – она бросила на меня несколько изумленный взгляд. – Мы так и будем говорить о погоде? А затронуть вопрос твоей помолвки можно?

– Честно говоря, я уже все выговорила. И могла бы проспать несколько дней. Но ты – моя мама. Тебе всегда можно, – заверила я ее.

Она благодарно улыбнулась, и я обратила внимание, как хорошо она на самом деле выглядела. Алкоголизм сказался на коже мамы. У нее было больше морщин, чем у некоторых женщин ее возраста, но желтый оттенок кожи исчез. Она казалась здоровой и сияющей. Моя милая мама с блестящими глазами вернулась. Она была такой, когда впервые встретила Фила. Во мне вспыхнула надежда, несмотря на все мои попытки подавить ее.

Наверное, я всегда буду надеяться на лучшее, если речь идет о любимых людях.

Перед глазами промелькнуло лицо Роана, и те сомнения, которые вернула к жизни Грир, вызвали спазм у меня в животе.

– Надеюсь, ты не против, что я читала все письма, которые ты присылала Филу. А еще он пересказывал мне ваши телефонные разговоры, пока ты была там.

– Не против, – я так и предполагала.

– Твой мужчина… Роан… кажется, он хороший человек.

– Он соврал мне, – на автомате ответила я. – И в любом случае я приехала туда не для того, чтобы влюбиться в какого-нибудь парня, – боже, это прозвучало горько. – Я поехала туда и с самого начала говорила себе не связываться с ним, потому что мне нужно было найти себя, понять, что мне нужно в жизни. А не искать мужчину. Я не послушала! Не послушала себя, и посмотри, к чему это привело. Я потеряла книжный магазин и все, что должно было стать моим домом. Из-за него. Из-за того, что ради него я отказалась от своей независимости.

– Ох, солнышко, ты все не так поняла.

Я прищурилась:

– Что, прости?

– Любовь – это не отказ от независимости, и я сомневаюсь, что ты бы отказалась от нее ради мужчины.

Я скорчила гримасу, но она была права. Единственное, мне не удалось научиться водить там, но от помощи Роана с покупками я отказывалась, потому что хотела заниматься этим сама. Магазином управляла сама, без чьей-либо помощи.

– Хорошо, может быть, я и не отказывалась от нее. Полностью. Но все равно я не прислушалась к себе.

Мама внимательно на меня посмотрела.

– Ты думаешь это слабость – считать человека своим «домом»?

– Никто не должен полагаться на кого-то в этом плане. Дом должен находиться за пределами другого человека. Это слишком ненадежно. Если ты потеряешь человека, то потеряешь и дом.

– Что ж, не хочется тебя расстраивать, но такова жизнь.

– Мам…

– Нет. Это делает тебя человеком. Мы находим людей, влюбляемся в них, и они становятся нашим домом. Работа, дом – все может поменяться, но только когда мы теряем человека – только тогда пропадает ощущение привязанности к месту. Не к осязаемому месту, а к месту здесь, – она коснулась своей груди там, где было сердце. – Твой отец стал моим домом, когда у меня его не было, и мне было трудно потерять его, потерять этот якорь. Это опустошило меня. И да, это сделало меня слабой, потому что с тех пор я барахталась в этом безымянном море и меня сносило волнами каждый раз, когда жизнь становилась трудной. А все потому, что я потеряла свой дом, когда потеряла твоего отца. Но тогда я забыла, – мама схватила меня за руку, – что ты тоже была моим домом, так же, как и он. Мне потребовалось несколько курсов в реабилитационных центрах и слишком много времени, чтобы понять это, – она крепче сжала мою руку, мне даже стало больно. – Не повторяй мою ошибку, Эви. Я вижу печаль в твоих глазах. И знаешь что? Моя милая девочка, твой дом все еще где-то там. Он все еще там.

– Как… – мне стало трудно дышать. – Как мне узнать, что это он – мой дом?

– Ты не была бы сейчас так раздавлена, если бы это было иначе.

– Мам… он в Англии, – напомнила я ей.

Она грустно улыбнулась.

– Знаю. Но это решение не касается меня, Фила или Грир… оно касается тебя. В кои-то веки, Эви. Все, что меня волнует, – это твое счастье. Что такое океан для семьи?

– Думаю… – мой желудок сжался, – думаю, я действовала импульсивно. Глупо, импульсивно, и я… я была так обижена и расстроена. Но они были правы. Нужно было дать себе время все обдумать. Но мне просто хотелось сбежать. Я ранила его. Я тоже ранила его.

– Ты прощаешь его?

Та ложь все еще причиняла мне боль, поступок Роана пошатнул мое доверие к нему, и не было никакой волшебной палочки, кроме времени, чтобы исправить это. Но мысль о том, что мы больше никогда не увидимся, была невыносимой.

– Я люблю его, – признание слетело с моих губ. – Мне жутко не нравится быть так далеко от него. Узнав, что он от меня скрывает, я стала думать только о назойливом тихом шепоте в моей голове, который раздавался с тех пор, как мы познакомились. Шепот говорил мне, что он слишком хорош, чтобы все это оказалось правдой. И я позволила этому шепоту разрастись во что-то большое и темное… Но быть вдали от него… Я чувствую себя дурой из-за того, что бросила его из-за этой