Эйви-Эйви лишь гнусно, как умел он один, ухмыльнулся и снова подтолкнул короля в спину, проводя мимо разведенных в стороны алебард.

— Наказание вы мое, — сурово приговорил проводник, едва караульный пост скрылся за поворотом. — Не нравится мне все это. Если так пойдет и дальше, спасать вашу задницу с очередной заботливо подогретой сковороды станет моей второй натурой!

— Спасибо, Эй-Эй! — с чувством поблагодарил спохватившийся наконец король.

— Дома ему, понимаете ли, не сидится, — продолжал ворчать Эйви-Эйви. — Любопытно ему, видите ли. А старших спросить — так мы же взрослые, самостоятельные, мать вашу через правую ногу!

— Да ладно тебе, не пыхти, как гном! — отмахнулся Денхольм, слегка, правда, заинтересованный, почему именно через правую.

— Ладно! — не унимался Эй-Эй. — Кому и ладно, а у вас все накладно. Это же Рорэдол, не Вилемонд! Рожи засветите — и уже не уйти! Еще и в спор дурацкий ввязались!

— Король слушал брюзжание вполуха. Его глаза жадно впитывали суровую красоту крепости. Никаких излишеств и украшений. Прямые линии, маленькие, больше похожие на бойницы окна домов. Узкие улицы, на которых один смог бы выстоять против десяти, — настоящий лабиринт, подчиненный какой-то непонятной для непосвященного гармонии… Иногда встречались сады, где причудливо чередовались яблони и хвойные деревья и были разбиты делянки под овощи и пряно пахнущие травы…

— Что это? — изумился король, успевший привыкнуть к странному колориту военной целесообразности. — Огороды?

— Огороды. На случай длительной осады, — пожал плечами проводник. — Еловый отвар — от цинги. Настой яблочной коры укрепляет тело. Картофель, морковь — опять же сил прибавляют. На тех грядках — целебные травы. В мирное время все это сушат на жаровнях и относят в замок.

И все же город был красив: так после затейливого разнообразия праздничного карнавала поражает душу простота и тишина каменного храма.

В самом торжественном настроении он вышел вслед за проводником в сердце города — на центральную площадь, к подножию мрачной громады замка.

— Площадь Ста Двадцати Коров, — глупо хихикнув, в полном недоумении прочел он на покореженной от времени табличке. — Что за пошлая шутка?

— Вовсе и не пошлая, — обиделся Эй-Эй. — Вовсе и не шутка. Гномья педантичность. Сюда во время осады сгоняют скот из окрестных деревень, вот бородатые и подсчитали, сколько помещается…

На площади было многолюдно.

Народ, которому, по всей видимости, было уже невмоготу сидеть в своих душных, темных клетках-домах с бойницами вместо окон, собирался группами, обменивался новостями, распевал песни и устраивал потешные поединки. Мечи здесь носили все, даже женщины и дети цепляли к поясам ножи и даго, и действительно не снимали кольчуг. Торговали с лотков пирожками и сладостями, оружейники громко нахваливали свой товар, модницы выбирали ткани, яркие украшения и зажимы для волос.

— Мясо и овощи в мирное время продают за первым кругом стен, на валу, — верный своей привычке щедрого рассказчика, пояснял проводник. — Там же проходят ярмарки. Но турниры и состязания менестрелей — исключительно на площади, и окрестные дома становятся трибунами и расцветают под боевыми знаменами. А за оружием и утварью приходится ехать в горы…

— Там поют! — заинтересовался король, проталкиваясь к ближайшему певцу, примостившемуся у самого замка.

Вскоре энергичная работа локтями принесла свои плоды: люди сначала гневно оборачивались, потом смотрели куда-то поверх его головы, приветливо кивали и уступали дорогу. Похоже, здесь действительно знали и любили Эйви-Эйви.

Король плохо запомнил слова баллады, не всегда разбирая гортанный акцент, свойственный жителям Межгорной области. Общий же смысл длинной, как гномья борода, песни сводился к тому, что в лесу «под крылом гор-Сторожей» жил тот, кого называли Великим Мечником Рорэдола по прозвищу Непобедимый Клинок. Встретил однажды тот воин юную девушку Йолланд из славного города Вур и застыл на месте, очарованный ее красотой, «не в силах поднять меча, не в силах коснуться струны». Узнал он о том, что тщеславный отец выставил Йолланд как главный приз турнира мечников и «отправился на бой, на смертный бой, чтобы вырвать любовь из алчных рук»! Дальше все шло, как полагается. «Четырежды пять раз он побеждал, четырежды пять раз он жизнью рисковал. И, обагренный кровью, к ней руки протянул, в дом свой забрал, своей женой назвал». В общем, жили они долго и счастливо, пока наконец не сгинул Великий Мечник «в чужой стране, сражаясь один — против тысячи!» А бедная Йолланд оставила дом и Элрону и отправилась на поиски утерянного счастья в дальние страны. Но нашла лишь безымянную могилу, «и на могиле той порвалась Жизни Нить».

Певец смолк под бурные аплодисменты при полном одобрении слушателей. В целом песня понравилась и Денхольму, он даже попросил проводника спеть ее как-нибудь на досуге. Но Эйви-Эйви явно не пришел в восторг от услышанного и сдержанно отказался. Похоже, он и сам коротал вечера, сочиняя вирши о Великом Мечнике.

Побродив немного по площади и даже прикупив пару безделушек на оставшиеся медные гроши, они повернули обратно. Но добраться без приключений до Третьих ворот не удалось. В одной из привычно узких улиц им в ноги кинулась растрепанная женщина. Следом за ней ковыляла другая, постарше, безостановочно приговаривая и причитая:

— Это он! Это он! Мое сердце не лжет! Это он! Ползай перед ним, Мальтина, ноги целуй! Это он! Господин среброрукий, не оставь в беде, спаси и сохрани!

Эйви-Эйви скривился и отшатнулся, увлекая за собой короля, дернулся, словно бежать собрался. Женщина, своей товаркой названная Мальтиной, не дотянулась до него, ухватила за ноги Денхольма, обняла, ткнулась в колени, зарыдала.

Сердце короля дрогнуло, и он, ничего не понимая, нагнулся, поднимая несчастную с колен, прижимая к себе, вытирая слезы…

— Кто вы, сударыня? — спросил он с участием, успевая схватить заостренный конец посоха, удержать норовящего скрыться проводника. — Мой друг чем-нибудь вас обидел?

— Вы добрый, господин! — тихо всхлипнула Мальтина и вдруг снова зарыдала в голос: — Уговорите вашего друга мне помочь!

— Чем я могу тебе помочь, женщина? — мрачно и несколько злобно выдавил, как плюнул, Эйви-Эйви. — Твоя подруга меня с кем-то спутала? У меня нет ни денег, ни оружия. Сил и желания у меня тоже нет…

— Спутала? — взвилась на дыбы пожилая матрона. — Тебя с твоим шрамом спутать мудрено! Да и браслеты на руках приметные! Одиннадцать лет назад ты поставил на ноги моего мужа, успевшего вступить в беседу с одним из Йоттеевых слуг! Тогда ты, правда, был значительно моложе… Но, — предупредила она готовые сорваться возражения, — старость — не молодость, дело наживное!

— Ваш друг — великий Целитель, господин! — выла, как безумная, Мальтина. — Уговорите его, упросите! Пусть берет все, что у меня есть, но спасет мою крошку, моего сыночка! Свет очей моих, радость жизни… — остальное утонуло в неразборчивом причитании.