На ты перешли как-то сразу, только лишь Соль открыла гостье дверь. Надеялась — знала! — что придет, но все равно очень волновалась. Камея пришла, и сразу же стало легче.

— Но за что?

— За твоего отца. За тех, кто руководил первой миссией. За страх, который очень многие до сих пор испытывают перед землянами. И за тебя саму, Соланж. Ты свободный человек. И сама по себе, и по сравнению с ними.

На миг Соль изумилась, но потом задумалась. Свобода? Свобода прежде всего выбор. Она и в самом деле могла выбирать, пусть даже между Гитлером и Сталиным. А у тех, что на станции выбор есть? Скажешь соседу «товарищ», и тебя тут же поволокут каяться. Бр-р-р!..

— А ты? — спохватилась она. — Ты общаешься со мной, с нечистой, они наверняка подслушивают, подглядывают…

Камея осторожно положила ладонь на ее губы, останавливая речь.

— Пусть им будет стыдно. А если стыд неведом, то на таких и обращать внимания нет нужды. Не отвечай, не спеши!..

Отняла руку, наклонилась.

— Всегда есть выход, девочка. Мои предки прибыли на Клеменцию не так давно по нашим меркам, в конце позапрошлого века. Мой пращур Давид Ортана мог бежать сразу после взятия Бастилии, он был умен и догадывался, чем все кончится. Остался, защищал короля, а потом ушел вместе с сыновьями в отряд шуанов. Погибли все, кто в бою, кто на гильотине, спасли лишь годовалого ребенка, вывезли в Англию. Его мать тоже убили, когда «синие» ворвались в лагерь, и она взяли в руки мушкет. Тебе показали трусов, начавших отрекаться и каяться даже не под угрозой штыков. От меня не дождутся, Соланж. Предки научили меня, как надо жить и умирать.

— Нет, нет, умирать не надо!..

Соль приподнялась, протянула руки. На большее не хватило, пальцы разжались, голова упала на подушку. Камея вновь наклонилась, и она едва не задохнулась от запаха ее кожи.

— Я не умру, девочка, и тебя в обиду не дам. Не думай, что я ничего не вижу и не понимаю. То, что между нами может быть, очень серьезно. Не знаю, готова ли я. На Клеменции от нас отрекутся родственники и проклянет толпа. На Земле… Там едва ли будет легче. Я взрослая и сильная, но есть еще ты. Молчи, пока молчи!

Ее губы коснулись шеи, раз, другой, третий, затем медленно опустились чуть ниже, потом еще ниже. Соль зажмурилась, чувствуя, как проваливается в темную безвидную бездну. «…Стыд бесстыден, и капля к капле наши души сольются вечно….»

Возвращаться совершенно не хотелось, но Соль все-таки нашла в себе силы и открыла глаза. Каюта, неяркий свет лампы-ночника, она на койке, Камея сидит рядом.

Губы слушались плохо, десна по-прежнему болела, но она все-таки выдохнула:

— Я… Я сегодня не смогу молиться!

Камея кивнула.

— Я тоже.

Анри Леконт невольно вздрогнул. Он даже не предполагал, что безобидный с виду капитан Гарнье умеет так рычать.

— В Кайену! Кандалами звенеть! Засужу! Спрашиваю последний раз; как посторонние могли проникнуть в расположение части?

— Через ворота, мой капитан!

Гарнизон поднят по тревоге, все фонари горят, на Речной Анне включили прожектор, солдатики бегают, словно им казенного скипидара плеснули.

— А вы чем в это время занимались, капрал? Причиндалы чесали? Посажу! Прямо отсюда отправлю в военную тюрьму, в камеру с тремя неграми из Сенегала!..

— Мой капитан, караул по уставу действовал. Окликнули, потом предупредительный в воздух…

Вдобавок вновь заморосил дождь, пришлось поднимать воротник пальто и сдвигать на нос шляпу. Мари-Жаклин оказалась более сообразительной, сразу накинув плащ с капюшоном.

— Лужу видите, капрал? Два шага вперед! К отжиманиям приступить! И-раз! И-два!..

Капитана Гарнье можно понять. Третий человек пропал! Но если предыдущие тихо сгинули, то эксперта-биолога похитили у всех на глазах. Не глухой ночью, вечером, после ужина. Детское время, можно сказать.

Правда, как именно похитили, ясности не имелось. Из невнятного рапорта караульных вырисовывалась странная картина. Прямо за шлагбаумом, загораживающим въезд в замок, словно ниоткуда возникла тень. Не было, и вот она, размером с автомобиль, но заметно длиннее, почти круглая в сечении, словно к замку подкатили здоровенный невидимый цилиндр. Но как подкатил неясно, потому что следы совсем другие, словно по мокрой от дождя земле не ехали, а тащили.

Мотор не гудел и не ревел, но слегка посвистывал.

— Не так важно, что это было, шеф, — задумчиво молвила Жаклин, глядя на барахтающегося в грязи капрала. — Главное, они знали, куда именно ехать, комнату, где живет мсье Биго, нашли сразу.

Бывший учитель кивнул. Если не углубляться в сложный вопрос по поводу скользящей над землей тени, остальное просто и понятно. Неплохо защищенный от пуль скоростной автомобиль снес шлагбаум, лихо подкатил к корпусу, где жили эксперты…

Стреляли и караульные, и выбежавшие на шум солдаты.

…Из авто-призрака выскочили две фигуры, тоже почти неразличимые в сумерках, взбежав вверх по лестнице, безошибочно нашли нужную дверь, вышибли ее молодецким ударом, накинули на голову эксперту мешок. Утащили не только его самого, но и кучу бумаг.

Гарнизон не прятался. Когда похитители ехали назад, по ним тоже стреляли, причем почти в упор. Наверняка попали, только это ничему не помешало.

— Отставка! Отставка! — негромко причитал комендант, держась за голову. — Какая теперь отставка, меня самого сгноят. Почему я не попросился в Кохинхин?

Солдаты под предводительством усатого сержанта широкой цепью рассыпались по полю перед замком, надеясь отыскать хоть что-нибудь. След и вправду нашелся, авто-призрак проскользило прямо к реке, где и сгинуло.

Выбежавшие во двор обитатели замка начали постепенно расходиться, негромко обсуждая случившееся. Бывший учитель прикидывал, где может быть дядя, когда внезапно сзади послышалось.

— Мсье Леконт! Анри! Удели старику пару минут.

Дядя вынырнул из сумрака, словно настоящий призрак. Не ногами пришел, прибыл на летающей доске. Высота небольшая, до полуметра, и Леконт внезапно сообразил, как двигался странный автомобиль. Интересно, дядина доска оставляет след?

Выслушав шефа объекта, Жорж Леконт невозмутимо кивнул.

— Так я и думал. Тот, которого мы сбили, был разведчиком, значит следовало ждать чего-то подобного. Анри, будь добр, разберись, разгони всех, чтобы не шумели, а потом загляни ко мне. Опрокинем по рюмочке.

Обернулся к Мари-Жаклин, вежливо приподнял шляпу.

— Мадам!..

И улетел, растворившись во тьме.

* * *

— Господин капитан, что вы намерены предпринять?

— А что тут поделаешь, шеф? Напишу рапорт об отставке, уже, кажется, третий, но сначала съезжу в Клошмерль, разбужу начальника почты и буду звонить в Париж. Как бы местные не растерзали… Ладно, хуже не будет.