Сандро не откликнулся на набатный зов: как бы неприязненно он ни относился к Пьеро, тот все-таки принадлежал к семейству, много сделавшему для него. Оставшись дома, он не находил себе места — то бесцельно бродил по комнатам, заходил в мастерскую, невидящими глазами рассматривая накопившиеся в ней картины, то сидел перед потухшим очагом, уставившись в него. Под утро пришел Симоне, белый балахон которого в некоторых местах был запачкан кровью. Буркнув, что все кончено, он повалился на постель и заснул мертвецким сном. Сидеть дома стало невмоготу, и Сандро, набросив плащ, отправился к месту главных событий. — Палаццо Медичи ощерилось разбитыми окнами, у его стен валялись обломки мебели, разбитые рамы картин, домашняя утварь, обрывки одежды и прочий хлам, который всегда оставляет за собой разбушевавшаяся толпа. У взломанных дверей стояли стражники — Синьория, как только ей стало известно, что бунтовщики ворвались во дворец, направила туда всю городскую стражу, оказавшуюся в наличии, чтобы спасти имущество Медичи, ныне ставшее достоянием республики. Лишь с большим трудом — не без помощи «плакс» — людей вытеснили из дворца, но многое уже было погублено: не имея возможности излить свой гнев на хозяевах, восставшие отыгрались на их имуществе. Теперь слуги Синьории были заняты сбором уцелевшего, чтобы отправить на хранение в городские склады.

Сандро подвернулся кстати: нужен был человек, сведущий в живописи — ведь не всякие картины достойны охраны властей. Лишь по этой причине ему удалось проникнуть внутрь палаццо. Страшное зрелище и чудовищные звуки: под ногами хрустели осколки посуды, стекла витрин и смальта разбитых вдребезги мозаичных столиков, сквозняк играл разорванными книгами и рукописями, работавшие небрежно отбрасывали ногами лохмотья разорванных картин. И так везде — где меньше, где больше — в комнате, где он прощался с Джулиано, в кабинете Лоренцо, где он не раз вместе с другими слушал, как Великолепный читает свои стихи и новеллы, в столовой, где иногда собирались члены Платоновской академии. Руины его молодости и зрелости… Симоне был прав, когда изрек, что все кончено! В буфетной какой-то француз, истошно крича и размахивая охапкой бумаг, другой рукой старался вырвать из рук служителя золотой кубок. Это был сьер де Бальзак, квартирмейстер короля — мешая французские и итальянские слова, он требовал возмещения ущерба, нанесенного ему закрытием банка Медичи в Лионе. Мерзкая картина мародерства, хруст стекла, шелест бумаги…

На улице было не радостнее — из внутреннего дворика палаццо выволакивали статую Донателло «Юдифь и Олоферн». Это тоже было решение Синьории: перенести Юдифь из дворца Медичи, что на виа Ларга, в палаццо Веккьо. Через год в ознаменование годовщины изгнания Медичи на ней было приказано выбить надпись: «Exemplum Salutis Publicae Cives Pusuere MCCCCXCV» — «Поставлена гражданами как пример общественного блага. 1495 год». К этому времени фреска Сандро, изображавшая повешенных мятежников, по приказу Синьории была сбита со стены палаццо Веккьо. Все поистине было кончено — золотой век Медичи канул в Лету. Это было, пожалуй, самое сильное потрясение, пережитое Сандро. Он считал его последним, но как порой заблуждается человек!

Во Флоренции наводили порядок, а на полпути к Пизе флорентийская делегация торговалась с Карлом. Французы наотрез отказались что-либо менять в договоренности с Пьеро — им было безразлично, с согласия Синьории или вопреки ей бывший правитель Флоренции пошел на уступки. Они сохраняли за собой все отторгнутые ими области, но в конце концов все-таки согласились возвратить их после того, как Карл войдет в Неаполь. Но Пиза не подпадала под эту договоренность. На упрек флорентийцев французы ответили, что произошло недоразумение: Карл не знает итальянского языка, а его кивок головой был неправильно истолкован. В итоге Флоренции все-таки надлежало выплатить королю сто двадцать тысяч дукатов и она должна была принять его в своих стенах как почетного гостя.

Условия были тяжелыми и унизительными, но что делать? Карл все-таки оставался победителем, а «тот, кто разбит и бежит, — как писал флорентийский посол в Венеции Паоло Содерини, — повсюду встретит унижение, и даже его друзья станут врагами». Кроме того, у Карла состоялась беседа с глазу на глаз с Савонаролой. По свидетельству современников, проповедник произвел на короля огромное впечатление. Он ежился под взглядом фанатика-доминиканца, когда тот убеждал его не задерживаться во Флоренции, не обижать ее, а идти на Рим, ибо истинная миссия Карла заключается не в возвращении неаполитанского престола, а в изгнании из Ватикана Антихриста и восстановлении истинной Церкви. Карл вроде бы поверил в это свое предназначение, ибо слава Савонаролы как пророка и провидца дошла и до Франции. Делегация возвратилась в родной город, который скрепя сердце начал готовиться к встрече незваного гостя.

Что касается Пьеро, то он со своими спутниками сначала пытался обосноваться в Болонье, но потом счел за благо убраться подальше от Флоренции и перебрался в венецианские владения. В город его, однако, долго не впускали: лазутчики донесли, что его изгнал Карл, и, не желая до поры до времени ссориться с французами, венецианские власти решили переждать. Его томление у стен Венеции продолжалось до тех пор, пока французский посол Филипп де Коммин не сообщил, что Пьеро бежал из Флоренции «от страха перед народом, а не от короля». Тогда Медичи было разрешено войти в город с небольшим отрядом, после чего Синьория предписала флорентийскому послу немедленно покинуть Венецию.

Теперь весь город готовился к встрече французского монарха. Было решено оказать ему самый пышный прием в надежде смягчить его требования. Флоренция спешно приводила себя в порядок. Ворота Сан-Фридиано надлежало украсить зелеными ветвями, белыми щитами с золотыми лилиями и надписями, заверявшими французов в дружбе. Улицы вычищали и посыпали песком. На четырех мостах через Арно по требованию Савонаролы установили таблицы с цитатами из Библии. Палаццо Медичи срочно приводилось в порядок — вставили стекла, почистили портал, выгребли мусор, в котором еще долго потом рылись горожане, пытающиеся найти что-либо ценное, и некоторым из них везло. Снова привезли мебель и постарались расставить ее так, как она стояла раньше. На триумфальные арки, которые обычно сооружались по подобным поводам, времени не хватило. Боттичелли неожиданно для себя тоже получил то ли приглашение, то ли предписание принять участие в обновлении декораций для представления «Благовещение Девы Марии» в церкви Сан-Феличе ин Пьяцца. Отказаться Сандро не решился; к тому же он по-прежнему считал себя первым живописцем Флоренции и хотел послужить родному городу.

За неделю, даже меньше, с приготовлениями кое-как управились. 17 ноября 1494 года, несмотря на проливной дождь, флорентийцы запрудили улицы, по которым должен был проехать Карл, выбрав самые широкие, чтобы не стеснять шествие. С балконов свисали гобелены и ковры, горожанам было приказано выходить из домов только в праздничных одеждах. У ворот ждали музыканты и колесница, на которой, дрожа от холода всем телом, жались друг к другу три самые красивые девушки, едва прикрытые, как на прежних картинах Сандро, прозрачной кисеей. Раньше они должны были бы изображать граций, но теперь в угоду фра Джироламо назывались Верой, Надеждой и Любовью. Улицы были полны людей, и никто не знал, что в эти часы на загородной вилле умер в одиночестве и отчаянии Пико делла Мирандола. Говорили, что он отравился, не в силах пережить крушение своей мечты о золотом веке.