Въезд короля был обставлен по всем рыцарским правилам: впереди, трубя изо всех сил, шествовали герольды, за ними следовала рака с мощами святого Дионисия, покровителя Парижа, за ней — сам Карл на черном коне, в огромной белой шляпе и голубом плаще, в окружении шотландской охраны. За ним вышагивали знаменосцы с поникшими под дождем стягами, волы волокли пушки, гарцевали конники. Потом опять шли шотландцы в коротких юбках, за ними — швейцарцы с их непомерной длины копьями и немецкие ландскнехты в причудливых одеяниях. Казалось, все племена варварской Европы вливались во Флоренцию. Навстречу идущим двинулась колесница с девицами, и толпа нестройно возопила: «Франция! Франция!» — все-таки, если верить Савонароле, это входил не победитель, а освободитель Италии от тиранов и избранник Господа.

Не один Сандро, по-видимому, удивлялся, как и почему этому шестнадцатилетнему замухрышке — по описаниям современников, Карл был щуплым, небольшого росточка — удалось перевернуть всю Италию с ног на голову. И, наверное, не у него одного всплывали в памяти гневные строки Данте, обращенные к Флоренции:

Дождь испортил все торжество. Многие увидели в явлении, обычном для этого времени года, небесное знамение, сулившее всяческие невзгоды, и для французов они начались уже на следующий день. Всю ночь по повелению Синьории в окнах горели свечи в знак радости флорентийцев, но она была кратковременной и кончилась, как только погасли огни. Прежде всего городские власти выгнали прочь шлюх, прибывших вслед за воинством Карла, — сведущие люди говорили, что их было до восьмисот. Потом выяснилось, что король не намерен покидать Флоренцию в ближайшем будущем, и на французов стали посматривать косо. Некоторые горожане на всякий случай припрятали драгоценности, заложили камнями и забили досками окна и парадные двери. Город словно готовился к бою, женщин и детей укрывали в монастырях.

19 ноября в Сан-Феличе давали представление, декорации для которого делал Сандро с другими художниками. Французы на нем были, но Карла никто не увидел. «Благовещение» ставили еще дважды, но король отсутствовал и на этот раз. Говорили, что он все же посетил церковь инкогнито и представление ему очень понравилось. Однако люди, осведомленные лучше других, уверяли: Карл отказался входить в церковь, так как боялся покушения, вспомнив судьбу Джулиано Медичи. Остерегаться кинжала, и правда, стоило: флорентийцы проявляли все большую враждебность, по городу распространились слухи, что Карл якобы отправил в Болонью своих посланцев, чтобы они вернули сбежавшего Пьеро. После этого внезапно поднял трезвон колокол Джотто, и, как по мановению волшебной палочки, улицы Флоренции были перекрыты завалами из разной домашней рухляди. Французы схватились за оружие, но колокол умолк так же внезапно, как зазвонил. Перепуганному Карлу объяснили, что произошло недоразумение — Синьории доложили, что к городу со своим отрядом приближается Пьеро.

Но несмотря на то что французы чувствовали себя в городе не особенно уютно, они все-таки намеревались зазимовать во Флоренции. Все эти дни Карл торговался с Пьеро Каппони, которому было поручено вести с ним переговоры, об изменении прежних условий. Синьория не уступала: Каппони упорно пытался выпроводить короля из Флоренции. И та и другая стороны выдвигали все новые и новые требования. Карл явно тянул время, ставил заведомо неприемлемые условия, и переговоры грозили продлиться до весны. Тем временем произошел еще один инцидент: швейцарская гвардия Карла, размещенная за городом, вдруг снялась со своего места, вошла в город и двинулась к площади Синьории. Не успела она пройти и полпути, как дорогу ей преградила разъяренная толпа флорентийцев, а с крыш домов посыпались камни, бревна, стрелы. С большим трудом удалось остановить разгорающуюся стычку.

Карл между тем продолжал торговаться: о роли спасителя веры, предназначенной ему Савонаролой, он и думать забыл. Флорентийцы тоже не уступали. Переговоры стали походить на толчение воды в ступе. В конце концов Карлу надоело заниматься столь неинтересным делом, отвлекаясь от развлечений, которые ему предлагала Флоренция. При очередной встрече с Каппони он бросил на стол перед ним лист бумаги со своими условиями и потребовал принять их без оговорок — в противном случае он прикажет трубить в боевые трубы. Но, как говорится, нашла коса на камень: Каппони был военным человеком и не привык, чтобы им помыкали. Он взял лист, бегло прочитал и, не обнаружив ничего нового, разодрал его пополам, ответив Карлу: «Что ж, труби, а я прикажу звонить в колокол!» — после чего повернулся и вышел из комнаты.

Ни тот ни другой не выполнили своей угрозы. Посовещавшись с военачальниками, Карл решил уступить. Знающие люди посоветовали ему умерить пыл: сражение в таком обширном и тесном городе привело бы к потере значительной части армии. К тому же французы вдоволь наслушались рассказов о недавних событиях и верили, что в ярости флорентийцы могут разрывать людей на куски чуть ли не голыми руками. Карл снова вернулся к Каппони и согласился на условия Синьории: Франция вступала в военный союз с республикой, города, захваченные ею в Тоскане, будут возвращены Флоренции, как только Карл войдет в Неаполь; король сместит Александра VI и заключит его в тюрьму. За все это Флоренция тремя частями выплачивает Карлу сто двадцать тысяч дукатов. Кроме того, король на следующее утро после подписания договоренности покинет город вместе со своими солдатами, пушками и лошадьми. Не веря больше честному королевскому слову, Синьория заставила его поклясться перед алтарем святого Иоанна, что он исполнит договоренность в точности, — Карл уступил и в этом. Утром 27 ноября, через десять дней после торжественного приема, Карл оставил Флоренцию. Народу на этот раз собралось значительно меньше, колесницы с полуголыми дамами отсутствовали, музыканты не играли.

Савонарола постарался разъяснить флорентийцам, что вторжение Карла в их город есть не что иное, как предостережение: их ожидают еще большие испытания, если они будут вести прежнюю греховную жизнь. Задумываясь над последствиями визита короля, горожане видели, что на сей раз они действительно отделались легким испугом. Конечно, кого-то малость пограбили, кому-то в стычке расквасили нос, однако все это, конечно, мелочи… Впрочем, виллу Сандро разорили начисто: все, что можно было унести, исчезло, а более громоздкие вещи разнесли вдребезги — ландскнехты похозяйствовали во всю пьяную силушку. Но чего можно ожидать от заальпийских варваров? Город возблагодарил судьбу, что у него есть фра Джироламо, молитвы которого доходят до Господа, который печется о них и знает все наперед. Не он ли предсказывал нашествие «нового Кира» и своими молитвами отвел от Флоренции большую беду? Что могли бы сделать Синьория со всей ее мудростью и Каппони со всей его храбростью, если бы Господь не внял Савонароле?

Все больше флорентийцев — простых и знатных — примыкало к фра Джироламо, уверовав в его чудодейственное могущество и его предсказания. Все больше «плакс» появлялось на улицах, все сильнее становилось их рвение в деле служения Богу. Савонарола в эти дни не появлялся на церковной кафедре: он уединился в своей келье в Сан-Марко и, как перешептывались, под диктовку Бога писал план будущего устройства Флоренции. Пока что республикой вместо Совета семидесяти управлял Совет двадцати во главе с Каппони. Город затих в ожидании своей судьбы. Но кое-какие изменения уже происходили: на очередные два месяца была избрана новая Синьория, и по воле Господа жребий пал сплошь на сторонников фра Джироламо. Открытые приспешники Медичи были изгнаны из города — кто на длительный срок, кто навсегда, — и теперь шла охота на затаившихся друзей Пьеро.