15.00, 14.07.20N0. Полицеймейстер Вольфганг Хазе (Wolfgang Haase).

Телефонный разговор:

– Моисей: Хэлло, Израиль, тебя вызывают в Страсбург?

– Израиль: В гробу я их видал.

– Моисей: Это тебе будет дорого стоить.

Израиль бросает трубку. Разговор прерывается.

Повторный звонок:

– Моисей: Нас кто-то подслушивает?

– Израиль: Это не телефонный разговор (бросает трубку).

Повторный звонок.

– Моисей: Не понял…

– Израиль: А на что ещё может рассчитывать идиот?

– Моисей: Мы это тоже присовокупляем к делу.

– Израиль: В смысле?

– Моисей: В смысле? С «идиотом!»

– Израиль: Ах, вот – в смысле! В тебе стукач пророс. Грязные росточки дал твой прадед, что у Ежова, да у Берии служил.

– Мой прадед за правду боролся, – орёт Моисей, – таких, как ты сволоту, к стенке ставил!

Моисей бросает трубку. Хихикает, довольный, что последнее слово осталось за ним. Глядит на молчащую телефонную трубку. Шепчет: «Я тебя ещё достану, жидовина московская. Ты у меня попляшешь и за мудака и за идиота…»

12.00, 17.07.20N0. Установлена прослушка телефонных переговоров.

Запись производил полицеймейстер Ганц Вольф (Ganz Wolf).

– Моисей: – Так, когда в Страсбург?

– Израиль: – А я знаю?

– Моисей: – Это ответ не мужа. В Нюрнберге подсудимые считали за честь быть расстрелянными. Геринг, когда ему отказали в этом, отравился. Вот что значит честь офицера… А ты, как мне известно, вообще в армии не служил Для тебя честь офицера пустой звук…

– Израиль: – А пошёл ты… (бросает трубку).

– Моисей:

(говорит скорбным голосом в молчащий телефон).

– Честь русского офицера тебе не знакома!

И с чего это Моисей вспомнил службу дорожным рабочим в стройбате? Правда, после службы в армии, когда окончил вечерний институт, вызвали в военкомат и сообщили, что ему присвоен чин младшего техника-лейтенанта. «Это на случай войны», – намекнули.

Как известно, Змий соблазнил Еву райскими яблочками. А вот Еву Соломоновну Моисей соблазнил, ясное дело, чем. И с тех пор, вот уже двадцать лет, Ева Соломоновна приходит по пятницам без звонка к Моисею со вчерашней фаршированной рыбой, оставшейся после гостей. А от этой вчерашней рыбы каждый раз у Моисея живот пучит. Но жалко эту рыбу выбрасывать. Сошлись Моисей с Евой ещё в Петербурге, когда жили на Лиговке в одном доме, что окнами выходил во двор-колодец. Ни света тебе, ни радости. Моисей к тому времени состоял вдовцом. Ева была разведёнка. Муж её был русским, и известное дело, пьяницей. Моисей, выйдя на пенсию, дворником подрабатывал. Надо ж было Еве подарочки дарить. На пенсию-то старшего инженера не очень разживёшься. Не случилась карьера у Моисея. Сами понимаете, с таким-то имечком. Муж Евы, бывший к тому времени, как встретит, бывало, Моисея, кричит на весь двор: «А вот идёт самый короткий анекдот: еврей – дворник». А соседнюю улицу мёл узбек. Так тоже всё умничал, азиатчина проклятый. Всё порол несусветное: «Кругом масоны. И в дворниках масоны, и везде масоны». Глядит на Моисея своими щёлками. Непонятно, то ли со злобой говорит, то ли по-дурости.

В России, конечно, не тот харч. Но было с кем поговорить. А здесь что? Израиль – язва. А этот Измаил из Бухары – всё вынюхивает, вынюхивает. Сразу видно – стукач.

А ведь не ошибся Моисей. Полиция установила прослушку по доносу Измаила из Бухары.

В Германии Моисей и Ева живут в разных квартирах – мода здесь такая. А тут вроде не пятница, явилась Ева к Моисею на чаёк. И конфетки какие-то принесла.

Недорогие, конечно. Типа российской «Коровки», но по немецкому рецепту. Не разжевать. К зубному протезу прилипают. С трудом рот открывал. А Ева ему: «Что это ты Моня такой неразговорчивый?»

Чай вроде попили, а она сидит и сидит. И эдак игриво посматривает на Моисея. Мол, может, я останусь у тебя до утра. И чего это вдруг? Куда ж там до утра. Да что было, то было. Кабы молодуха. А тут бабе под семьдесят. И Моисею пошёл уже восьмой десяток. Хотя он ещё, если посмотреть издали в зеркало… Ева уже два часа трещит, а у Моисея футбол по ящику начинается. Русские с немцами играть будут. Прикинулся, мол, в груди что-то заломило. Ева скорчила обиженную гримасу, но, уходя, дверью не хлопнула. А вот ещё лет пять назад Моисей заглядывался на девичьи задницы. У баб нынче всё в обтяжку, всё наружу, всё напоказ. Да ещё мода у молодёжи пошла: дыры делать в брюках на коленках. А девки на своих джинсах ещё и на заднице дыры прорывают. Идет такая, голыми коленками сверкает, а как повернётся задом – ягодицы подмигивают. Мол, не такая уж я недотрога. Ну, хоть стой, хоть падай. И немудрено, что захотелось вдруг разговеться. И откуда в его еврейскую башку это слово влезло. Верно, ещё от жены-покойницы. Была она поповская дочка. Так уж случилось по молодости. Моисей – мужик питерский без местечковых заморочек. Вот недавно едет он из своего немецкого городишки через сосновый лес по шоссе на своем старом «Мерсе». А на полянках вдоль шоссе фургоны стоят. Такие аккуратненькие, небольшие автобусы. Спрашивал знакомых, что это? Люди отводят глаза, мол, сам понимаешь. А что понимать? Был вот в Питере. На Невском рекламный щит: «Новая постановка оперы Тихона Хренникова «Мать»». Кто теперь знает Максима Горького с его «Мать-перемать»? На щите под портретом Тихона Хренникова красными буквами написано: «Пафос революционной борьбы раскрывается через внутренний мир простой русской женщины. Героическая тема органично развивалась внутри песенно-лирической драматургии оперы». И прямо на физиономию бедного Хренникова бумажки с объявлениями наклеены. «Милая блондинка скрасит твой досуг. Выезд-6000 р. Яна», «Жду инициативных и добрых мужчин. Юля», «Приглашаю отдохнуть. Могу быть нежной кошечкой или дикой пантерой. Звони. Милана». И везде телефоны указаны. И куда смотрят власти?! По приезду из Питера позвонил Израилю. Рассказал об этом безобразии. А он: «Ну что ж тут такого, ищут новые скрепы. «Православие» и «народность», верно, уже не работают».

– Это ты о чём? О «революционной борьбе» или о «проститутках», – спросил Моисей.

– Всё пойдёт в дело, – отрезал Израиль.

– Значит, в России скоро публичные дома разрешат? – не унимался Моисей.

– Ну, сколько раз надо объяснять, – не скрывая раздражения, кричит Израиль, – скреп не хватает!

– В Германии давно публичные дома разрешены, – тускло отзывается Моисей.

– Ну, пойми, наконец. Публичные дома – это ж европейские ценности, – в голосе Израиля слышится явная усталость.

А ещё Моисей спросил, отчего это около городка, где он с Израилем проживает, так много этих непотребных фургончиков. В других местах вроде их не замечал.

– А ты приглядись, что за соснами? Корпуса казарм. И там оккупанты эти натовские, кобели молодые. Вот власть им посочувствовала. Что же им в берлинский бордель или в гамбургский ездить, такую даль? Это ведь какой расход для германского бюджета!