И всё это – к так любимому ВКП(б) французскому коньяку «Hennessy». Президент по прежней патриаршей привычке довольствовался сладеньким «Кагором». Премьер-министр пополоскал рот коньяком, вложил в рот ломтик лимона и прикрыл глаза, смакуя неповторимый букет заморского напитка. Все замерли, ожидая оценки. Мефодий поднёс, было, рюмку с «Кагором» ко рту, опустил её снова на стол, будто ожидал какого-то действия от своего премьера. Тот не заставил себя ждать. «Прелесть», – ВКП(б) почмокал жирно губами и, не соблюдая приличия этикета, рыгнул. Среди своих-то можно расслабиться. «Господин президент, – обратился он к Мефодию, – Вы теперь светский человек, может, оставим монашеские привычки. Прошу, откушайте коньячка. Истинно французский».

Мефодий, взявший свою рюмку, снова поставил её на стол. Около него тут же возникла юная стюардесса, блистая в нарушение всяческих протоколов обнажённым животиком. На пупке её, весьма эротично, играла золотая серьга. А перед президентом уже стоял бокал «Hennessy». Все присутствующие неприлично уставились на Мефодия.

Президент неловко поднял бокал, сделал пару глотков, закашлялся и неожиданно осенил себя двуперстным крестом. «Боже, нечистый попутал», – прохрипел он. Все смущённо молчали, только премьер-министр по-доброму улыбнулся: «Ну что Вы, господин президент, у нас свобода совести. Были вы патриархом, крестились по Никону, стали президентом, имеете полное право креститься по Аввакуму[39]. Я вот тоже молюсь по ночам на Маркса и Ленина, – однако, строю истинно русский капитализм с человеческим лицом в отдельно взятой стране. И ведь весьма успешно, чего скрывать».

Все дружно зааплодировали. «Аплодисментов не надо, лучше деньгами», – вспомнив своё нищенское студенчество, широко улыбнулся премьер. «Там вроде о поцелуях говорилось», – поддержал шутку премьера министр соцразвития. «Помню, помню, – по-доброму хохотнул Валентин Кузьмич, – но поцелуи оставим Леониду Ильичу Брежневу, мир праху его». Все опять дружно захлопали в ладоши, поздравляя премьера с удачной шуткой. Президент свёл пару раз ладони и потом сжал их в замок. Премьер помолчал секунду, будто размышляя, правильно ли он понял жест президента. И уверенно проговорил: «Мы ж с Вами, господин президент, одной крови, не правда ли?» Мефодий резко отодвинул от себя бокал с коньяком, так что по столу расплескалась золотистая влага. Проглотил свой «Кагор».

«Ну-к, милая, – в упор, глядя на голый животик стюардессы, сказал он, – капни ещё мне моего».

ВКП(б) пристально смотрит на Мефодия: что-то не «наш» он сегодня. И лимоны абхазские какие-то кислые. И совсем уже испортилось настроение премьера, когда командир «Боинга» подал шифрограмму спецслужб: «По нашим сведениям за период июнь – август текущего года в Москве и Московской губернии, а также в Вологодской, Псковской, Ярославской, Костромской и Нижегородской губерниях произошла массовая гибель пожилых людей в возрасте старше шестидесяти лет. Смерть происходила из-за повышенной концентрации отравляющих веществ в воздухе. В основном, это связано с тем, что при тушении пожаров применялись реагенты, которые позволяли экономить воду. Но, разрушаясь в огне, данные реагенты действовали нежелательным образом на организм человека. Странным образом они поражали только пожилых людей. Медэкспертами действие яда устанавливается. Медициной на данный момент противоядие не определено». Гриф: «Совершенно секретно». «И кто из них врёт? – Раздражённо подумал Валентин Кузьмич. – Ведь только два дня назад из министерства здравоохранения докладывал, что умирают, в основном, астматики и сердечники. А тут, видите ли, «странным образом»!? Возмутительно! Надо дать команду, чтоб разобрались».

И тут же мелькнула суматошная мысль: «Кому дать команду? Все врут!» А за ней тревога: надо поторопить думцев с законом о «Прижизненных социальных услугах». Оплата социальных услуг через конфискацию недвижимости и пенсий. Приватизация всей системы пансионатов и домов престарелых, пожизненное проживание в которых будут оплачиваться не одной только пенсией, а добровольно-принудительным переоформлением недвижимости на «поставщика социальных услуг». Особенно эффективно это будет работать в сельской местности, где одинокий пенсионер имеет значительный надел земли и, что и не говори, худо-бедно домишко. И хитрые пенсионеры заранее всё это имущество оформляют на взрослых детей. А если у этих взрослых детей добра этого через край, оформляется на малолетних внуков. Мол, у этого малолетки нет ни квартиры, ни своей земли, где можно построить коттедж в будущем. А уход за деревенским стариком обходится в копеечку. Одни только вызовы скорой помощи по нашему бездорожью чего стоят! А так – два-три вызова. И законное решение врача о принудительном переселении в пансионат. А там, глядишь, не за горами закон об эвтаназии. Так мы все дыры в Пенсионном фонде заштопаем. Того и гляди, до бездефицитного бюджета доживём!

От этих мыслей настроение сразу улучшилось. Валентин Кузьмич осторожно взглянул на Мефодия. Тот сидел мрачный. «Нет, рано ещё посвящать президента в эти задумки», – решил ВКП(б).

По приезду из Сочи премьер присутствовал на открытии под Москвой нового кладбища. Выступил с речью. Премьер говорил об «острой» обстановке, сложившейся во вверенной ему стране. И о том, как своевременно выделена земля из госрезерва для кладбища. «А ведь некоторые хотели эту землю продать под дачные коттеджи. Мало им Рублёвки! – И премьер сердито погрозил кому-то пальцем. – В эти трудные времена не каждому по карману дорогие усыпальницы. А вот им дай волю, они пирамиды себе построят!» Премьер опять погрозил пальцем, но уже кому-то там, наверху.

Православную часовню при кладбище освящал митрополит Петербургский и Ладожский Ксаверий. Кстати, ему не понравился жест ВКП(б), грозящий перстом небу. Он что-то шепнул своему служке. Это заметили те, «кому надо», и тут же доложили премьеру. Тот слегка нахмурился. И в голове его прозвучал щёлчок: «Взять на заметку».

Лютеранскую церквушку при кладбище освящал настоятель немецкой церкви «Святых Петра и Павла», что на Невском проспекте Петербурга – Вальтер Крехт. Вся российская пресса не оставила без внимания тот факт, что на «Новом», так было названо вновь открывшееся кладбище, выделены были участки для мусульман и иудеев. Безусловно, это был акт демократии и веротерпимости. По окончании презентации «Нового» детский ансамбль Центрального телевидения и радио исполнил хор из оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя». «Славься, славься, ты Русь моя, славься, ты русская наша земля! Да будет во веки веков сильна любимая наша, родная страна», – звучало торжественно и весомо. Многие плакали.

Уже на следующей неделе газета «Washington Times» опубликовала интервью, взятое в вашингтонском доме престарелых у известного в прошлом российского писателя и журналиста Леонида Радзиховского. Старику уже больше 120 лет, а соображает как молодой. Вот что делает «лучшая в мире американская медицина». Это не я сказал, это в газетах не наших пишут. Так вот на вопрос корреспондента, что он, Леонид, думает о массовой гибели пожилых людей в России от лесных пожаров, Радзиховский ответил: «Всё будет, как всегда в моём Отечестве. Обвинение невиновных. Оправдание виноватых. И награждение непричастных». Интервью вышло под ядовитой рубрикой: «Россия во мгле». Но что взять со старика Радзиховского, ведь ему уже больше ста лет. Долдонит как в молодые годы при прежних властях России.