– Остальные где? Далеко? Вели людям строиться, рано пожитки подбирать!

– Какие остальные? – не понял Видяй.

– Какие! Обоз и другие две сотни! Это ж не все, это только передний его отряд.

Хвалимир и радовался, что самая опасная часть киян – гриди ближней дружины – уже перебиты, а с ними сам Ингер, но ждал куда более трудной схватки с оставшимися двумя сотнями за обоз и полон. Он даже пока не осознал, что честь одолеть в схватке киевского князя у него невольно отняли неведомые мужики-ратники, все его мысли были в дальнейшем. Где-то в обозе находились его жена и дети, и если Ингер приказал убить их в случае нападения…

– Какие две сотни? – в свой черед удивился Видяй. – Нет больше никого. Эти прошли, да и все.

– Что ты меня морочишь, вихорь тя возьми! Ты дозоры позади оставил?

– Нет, да зачем? Это все! – Видяй махнул рукой с зажатым копьем в сторону заваленного телами поля.

– Тьфу! Давай назад. В лес, парни, в лес! – Хвалимир замахал руками, показывая, что нужно разойтись и скрыться в чаще по обе стороны дороги. – Давай, Видята, живо, мои туда, твои туда! Как покажутся, ждите, мы затрубим, тогда стреляйте! И вперед!

Недоверчиво скривив рот в густой темной бороде, Видята тем не менее повиновался и повел людей в чащу. Гораздо охотнее он остался бы на поле собирать добычу – при виде яркой одежды и хорошего снаряжения киян у лесных ловцов разгорались глаза. Разойдясь, засели, прячась за стволами и буреломом. Хвалимир выслал дозор по дороге. Но время шло, а он ждал знака напрасно. Потом дозор вернулся – на версту никого в лесу нет.

Ничего не понимая, Хвалимир вызвал к себе малинского паробка. Тот был выслан сюда в то же утро, когда Ингер собирался покинуть Малин, и опередил его, уйдя лесными тропами. Он сам не знал о том, что большую часть дружины, с обозом и полоном, Ингер отправил в Киев, и теперь не мог ответить на вопрос, куда же они подевались.

Напрасно прождав до ночи, Хвалимир едва себя помнил от досады и недоумения. Оставив в лесу дозор, ночевать вернулись в город и окрестные веси – пять сотен человек в постройках Искоростеня уместиться не могли. Но когда и ночь ничего не изменила, Хвалимир понял: надо самому идти на Малин.

К тому времени тела киян уже собрали. Где смогли, сняли шлемы и доспехи; снаряжение Ингера поднесли Хвалимиру. На золоченой отделке шлема виднелись глубокие засечки, наносник был поврежден и сбит на сторону, так что без починки надеть его было невозможно. А к тому же предстояло чистить от крови…

Хвалимир вышел взглянуть на тело, но узнать Ингера не смогла бы даже родная мать. Изуродованное лицо было залито замерзшей кровью и засыпано снегом – и к счастью, иначе это зрелище долго не давало бы покоя.

– Что с трупьем делать? – озабоченно спросил Видяй. – А то примутся бродить, упыри…

– Всех сжечь, прах в яму смести. Прикройте чем-нибудь, весной засыплем. А его… – Хвалимир еще раз осмотрел тело киевского князя, – в пещеру снесите. Надо сохранить. У жены за него можно выкуп взять…

У древлян не водилось обычая сжигать умерших, но зимой было невозможно выкопать в промерзшей земле такую могилу, чтобы поместилось полсотни человек. Только на том месте, где земля оттает от жара огромной крады. Когда к вечеру пошел снег, Хвалимир, уже верст на пятнадцать удалившийся с дружиной от Искоростеня по малинской дороге, невольно вздохнул с облегчением. Снег укроет на поле следы сражения, очистит от крови …

Но утешало это слабо. На малинской дороге не обнаружилось следов никаких других русов, кроме тех, кто уже были убиты перед Искоростенем. Хвалимир молил богов, чтобы остальная часть Ингеровой дружины двинулась каким-то другим путем… иначе он и не знал что думать. Не в воздухе же они растаяли!

* * *

К вечеру четвертого дня пришли в Малин. Родное гнездо встретило князя женским плачем и причитаниями. Голосили по княгине, как по мертвой.

– Увели же ее в Киев! – наперебой рассказывали родичи Хвалимиру. – Прямо как взяли, так наутро и увели лебедь белую нашу, да с малыми детушками, лебедятушками.

– Ингер обоз отослал и две сотни при нем, и княгиню! – рассказывал Хвалимиру старший брат, Домослав. – Он сам-то на Искоростень пошел, а этих по дороге назад отослал.

– Так что же ты не упредил-то меня, полено! – не сдержался Хвалимир, еще не веря в такой ужасный исход.

– Так ты ж не велел! Велел упредить, когда он из города выйдет – я паробка послал. А что он своих отошлет – я тогда не знал. Это потом парни сказали – на Киев большая дружина ушла, а малая, значит, с князем…

– И сколько прошло? – От потрясения у Хвалимира кружилась голова. – Дней сколько?

– Да от как они к тебе пошли, я ж толкую! Раз, два… – Домослав стал припоминать. – Шесть дней с этим вот.

Хвалимир запустил пальцы в волосы, будто боялся, что иначе голова лопнет под напором ужасных мыслей. Шесть дней… А тут два обычных перехода. Даже по снегу обоз уже добрался до Киева, и нет никакой надежды его догнать, даже если они будут идти день и ночь без устали.

– А что, брате… – окликнул его озабоченный Домослав. – Как же дань-то?

– Что – дань? – глухо спросил Хвалимир, не поднимая головы.

– Мы ж по три куны дали ему… с нашего дома – десять. Ты говорил, что все нам вернется, мы и давали. А теперь что же выходит…

– Выходит, что все в Киев увезено, – со злостью ответил Хвалимир. – Сами же вы прохлопали!

– Дак а что мы? Ты же всех отроков и молодцев забрал, у меня тут одни старухи остались! Что я тебе, старух на русов ратью поведу?

Хвалимир молчал. У него не было сил на споры и брань. И с каждым мгновение сил становилось меньше, потому что он все глубже осознавал, в какую яму угодил.

Повышенная дань с половины земли Деревской, которая уже сейчас должна была попасть к нему в руки, уехала в Киев. Вместе с ней уехала его жена и все трое детей. Они теперь – заложники в руках киян. А те еще не знают о смерти Ингера и гридей. Когда узнают… Хвалимир зажмурился: когда там узнают, это будет означать немедленную смерть для Владимы и детей. И не было никакого средства этому помешать.

«Но если хоть кто-то вырвется и уйдет в Киев»… Что-то такое говорил ему Свенгельд на той встрече в холодной избе погоста, но потрясение мешало Хвалимиру сообразить.

«Если кто-то вырвется и будет подбивать к мести, я ничего не смогу для вас сделать…»

Ту встречу со Свенгельдом он затеял, чтобы обезопасить себя от мести киян. Но условие, на котором Свенгельд обещал ему безопасность, оказалось не выполнено. Не кто-то, а две сотни киян ушли невредимыми. И он, Хвалимир-Мал, убив Ингера и малую его дружину, навлек на себя месть всей Русской земли, но оказался перед ней совершенно беззащитен. Сделав прыжок к воле, не сумел зацепиться за край и рухнул в черную пропасть.

«Я ничего не смогу для вас сделать»… Полет ко дну было не остановить.