Всю тяжесть этой ситуации полковник Гордеев мужественно несна себе, стараясь не дергать подчиненных и не мешать им работать. Он знал, чтооперативники делают все, что нужно и как нужно, они, не дожидаясь результатовэкспертизы, осматривают каждый куст и каждый закоулок в районе четырех строек,как уже завершенных, так и текущих. Опрашивают всех знакомых Черкасова,выясняя, не упоминал ли он когда-нибудь о том, что бывал в одном из этихчетырех мест. Проверяли по своим каналам, действительно ли Олег Бутенко в своевремя присвоил большую партию наркотиков и скрылся, чем вызвал гневнаркодельцов. В общем, каждое сказанное Михаилом Ефимовичем слово будто подмикроскопом рассматривали.

А Гордеев ходил к генералам, выслушивал в свой адрескомплименты, больше смахивающие на угрозы и упреки, багровел, пыхтел, злился,огрызался, но терпел. Потому что хорошо понимал генералов. Они боялисьскандала.

– Вы что, не можете выбить признание из этогоЧеркасова? – раздраженно спрашивали руководители у Гордеева. – Чем вытам вообще занимаетесь?

– Мы ищем доказательства его вины. У нас нетуверенности, что маньяк – он.

– Тогда на каком основании вы его разрабатывали? Еслиего фамилия попала к журналистам, значит, вы работали с ним очень серьезно. Иодного из потерпевших он признал. Чего вам еще нужно?

– Мы ищем доказательства, – упрямо твердилГордеев.

Что еще он мог им сказать?

* * *

Настя пришла домой в десятом часу. Алексей встретил еенеожиданным вопросом:

– Дорогая, ты в почтовый ящик давно не заглядывала?

– Давно. Мы же ничего не выписываем, а писем нам непишут. Теперь все больше по телефону общаются. А что?

– А ничего. Если бы ты туда заглядывала хотя бы раз внеделю, ты бы узнала, что у тебя номер телефона с завтрашнего дня изменится.Тебе извещение пришло с телефонного узла и провалялось в ящике дней десять.Хорошо, что хоть у меня ума хватило посмотреть.

– Как изменится? – растерялась Настя. –Почему?

– АТС меняют. Сейчас по всей Москве такая история. Тебязаблаговременно предупредили, даже новый номер указали, чтобы ты заранее еговсем раздала. Заботятся о людях, а ты в ящик посмотреть ленишься. Ну нельзя жетак, Ася. Хороши бы мы с тобой были, если бы завтра ждали нужных звонков.Кстати, сегодня телефон вообще отключен.

– Отключен? – испугалась она. – Но мне должнызвонить…

– Ага. И кому ты собираешься это объяснять? Если бы тывовремя получила извещение, ты бы и об этом знала заранее. Они специальноуказали, что телефон сегодня отключат, а завтра будет уже новый номер. Если ужты носишь ключ от почтового ящика, так пользуйся им хотя бы через день.

Она поняла, что муж сердится. Видно, он тоже ждал сегоднякаких-то звонков.

– А между прочим, – спохватилась она, – какты достал извещение? У тебя же ключа нет.

– А между прочим, – передразнил он, – у тебяна почтовом ящике замок сломан. Просто удивительно, что ты этого до сих пор незнаешь.

– Ну не злись, Лешик, – примирительно сказалаНастя. – Ты же знаешь, что жена у тебя растяпа.

– Толку-то – на тебя злиться, – пробурчалАлексей. – Отдай мне ключ, я завтра починю замок и буду сам следить започтой. Горе ты мое.

Во время ужина Настя в уме перечисляла людей, которым нужнозавтра же с утра дать новый номер телефона. Родители, брат, сотрудники отдела,да и в дежурную часть не забыть сообщить, мало ли что. Кто еще? Подруг у неенет, с пятнадцати лет ее единственным близким другом был Леша. Да, не забыть быследователя Ольшанского, он тоже частенько позванивает ей домой, когда онивместе работают…

Мысль ее перескочила на другое. Что же, кроме мамы, отчима ибрата у нее нет никого, кому нужно было бы оставить свой телефон? Служба не всчет. А по жизни… Может быть, ее жизнь неправильно устроена? Ведь этоненормально, когда у тридцатипятилетней женщины нет ни одного близкогочеловека, который не был бы ее родственником.

– Лешик, ты составил список, кому надо сразу же датьнаш новый номер?

– Естественно, – откликнулся муж, который ужеперестал сердиться на нее в силу полной бесполезности этого занятия.

– Написал?

– Конечно. У меня память не такая блестящая, как утебя, я на нее не полагаюсь.

– Большой список получился?

– Человек сорок.

– Сколько?!

– Сорок. А чего ты удивляешься? У тебя больше выходит?

– Меньше. Леш, из этих сорока сколько с твоей работы?

– Ну, примерно двадцать – двадцать пять.

– А остальные?

– Друзья, приятели, дамы сердца. Чего ты меня пытаешь?Моральный облик оцениваешь?

– Ага. Только не твой, а свой. У меня, кромесослуживцев, получилось всего четверо. Родители и Санька с Дарьей. И яподумала, что, наверное, я какая-то неправильная. Я никогда раньше незадумывалась над тем, что у меня, в сущности, совсем нет друзей. На работе –Коротков. А так – только ты один.

– Ничего себе, – фыркнул Алексей, –единственный и, хотел бы надеяться, любимый муж у тебя проходит по категории«так». Ты за речью следишь?

– Леш, не цепляйся к словам, ты же понимаешь, о чем яговорю.

Алексей положил вилку и внимательно посмотрел на жену.

– Асенька, тебя что-то тревожит в этой связи? Ты всегдабыла не похожа на других и всегда знала это. Почему вдруг сейчас тебя этообеспокоило?

– Да глупости это все! – с досадой бросилаона. – Я точно такая же, как все, во мне нет ничего особенного. В школезанималась математикой, а потом рванулась в юристы и в милицию? Так у нас вмилиции кого только нет. И филологи, и педагоги, и психологи, и технари. Пятьязыков знаю? В России сотни специалистов, которые знают и большее число языков.Замуж поздно вышла? И таких женщин не перечесть. Почему же так получается, чтов моей жизни нет никого, кроме тебя?

– А тебе этого мало? Тебе хочется, чтобы был ещекто-то?

– Нет. В том-то и дело, что мне никто не нужен. И мнекажется, что это неправильно.

– Ася, ну что ты выдумываешь? Ты живешь так, какживешь. Как живешь, так и правильно.

– Но другие-то живут не так, – возразилаона. – Вот ты, например.

– С каких это пор я стал для тебя эталоном? –рассмеялся Алексей. – Ты никогда ни на кого не оглядывалась. Что с тобойпроисходит?

– Не знаю. Старею, наверное, – вздохнула Настя.

– Кстати, ты, по-моему, забыла о своем Соловьеве. Развеему ты не собираешься дать свой новый телефон?

– Лешка, не провоцируй меня, – улыбнуласьона. – Соловьев перебьется.