– Василий Львович… – сказал Бестужев, испытываялегкий стыд. – Что до… слухов – это, право же, мое дело. И только мое.

– Ошибаетесь, почтенный. – Ларионов был настроенне то чтобы недружелюбно – колюче. – Пока вы носите мундир известноговедомства будучи в служебной командировке – это не одно ваше дело…

– Простите, господин полковник… Но поверьте, я как рази работаю. Слово офицера. Я – всего в нескольких шагах от результата. Тысячаизвинений, но я по ряду причин просто вынужден держать все в тайне. Совсемскоро я вам дам все должные объяснения…

– А пока и советоваться незачем с провинциальнымикротами? – грустно усмехнулся Ларионов.

– Вы не так все понимаете…

– Оставьте, ротмистр, – отмахнулсяЛарионов. – Не до этого сейчас. Ну да, мне неприятно ваше поведение, ношут с ним… Не о том сейчас речь. Есть заботы поважнее. Явка в Аннинскеуничтожена бандитами полностью. Моя явка.

– Что вы имеете в виду? – вскинулся Бестужев.

– Там все убиты, – сказал полковник. – Всечетверо. Я сегодня и не ложился. Около полуночи пришла телеграфная депеша, якинулся вас искать, но вы исчезли из гостиницы неведомо куда, и никто не знал,где вас искать. Баланчук час назад уехал в Аннинск на проходящем… Все чистослучайно выяснилось. К Савелию пришел знакомый, а там… Судя по состояниютрупов, уже пролежавших немалое время, их расстреляли в упор через оченькороткое время после вашего оттуда ухода. Вполне возможно, задержись вы там,разделили бы их участь. Они вас переиграли, ротмистр. Да и меня, признаться,тоже. Явка, надо полагать, была выслежена и расшифрована… Почему вы не сказали,что одного из напавших на поезд вам все же удалось захватить живым?

– Откуда вы знаете? – вырвалось у Бестужева.

Полковник досадливо поморщился:

– Алексей Воинович, вы, право… Я же не мальчик. Кому жееще мог принадлежать четвертый труп, найденный в чулане связанным по рукам иногам? Явно вашему пленнику. Не принесли же его с собой неизвестные нападавшие?Зачем, господи? Ах, Алексей Воинович, что же вы наделали? Если бы вы доставилиэтого субъекта в Шантарск немедленно по задержании, все были бы живы… Они его,конечно же, убрали, подозревая, что он все рассказал… Ну как же вы так?

Возразить ему было нечего. Столь потерянным и даже жалкимБестужев давно уже себя не чувствовал – это даже не ошибка, это хуже…

– Известны какие-нибудь детали? – спросил онмертвым голосом, глядя в пол.

– Пока нет. Я же сказал, туда отправился Баланчук сдвумя офицерами… Известно лишь, что все четверо убиты из огнестрельного оружия,свидетелей, учитывая отдаленность избы от города, нет ни единого. Ах, АлексейВоинович…

Лучше бы он упрекал, распекал, даже оскорбил – нополковник лишь печально глядел на него красными от бессонницы глазами и молчал.Не хотелось жить – подобные промахи непростительны…

Полковник встал и, старательно глядя мимо Бестужева,промолвил:

– Мне пора ехать. Губернатор вызывает, уже доложили… Неимею права вам указывать, но, душевно советую, займитесь делом…

Это было, как пощечина. Бестужев торопливо вышел вслед заполковником в приемную, и, когда Ларионов удалился так, словно никакогопетербургского гостя и не существовало, опустился на предназначенный дляпосетителей стул.

– Может, объяснитесь все же? – спросил Рокицкий.

Бестужев, поднял голову. Унынию и самоуничижению можно будетпредаться позже, а сейчас единственным выходом из сквернейшего положения, вкотором он неожиданно очутился, оставалась работа. Лишь успех мог вернуть емууважение к себе…

– Иван Игнатьевич, – сказал он спокойно. – Закаким чертом вам понадобилось агентурить Покитько? Совершенно ничтожный в планевозможного освещения кого бы то ни было субъект, не связан ни с какойнелегальщиной, бесперспективен…

– Кто вам такое сказал?

– Что бесперспективен?

– Нет. Что я его заагентурил.

– Да бросьте вы, Иван Игнатьевич. Ваши с ним встречирегулярно происходят на конспиративной квартире: Всехсвятская улица, дом номервосемь, сорок первая квартира… Вы ему платите двадцатку в месяц… Или я не прав?

– Вы что, установили за мной наблюдение?

– Иван Игнатьевич, вы же опытный сотрудник… –поморщился Бестужев. – К чему эти детские реплики? Вы не ответили…

– А почему, собственно, я обязан вам отвечать? –недружелюбно осведомился Рокицкий. – Инструкции вам известны не хужемоего. На вопросы, касающиеся секретных сотрудников, я могу не отвечать даже…

– Иван Игнатьевич, а по отчетам какая сумма кладется вмесяц Покитько?

– Милостивый государь, что вы имеете в виду?

– То, что сказал.

– Нет, позвольте! В ваших словах постоянно присутствуетнекий оскорбительный подтекст…

– Да помилуйте, вам просто показалось, – сказалБестужев, старательно притворяясь, будто не видит, как побледнел от гневаРокицкий. – Я задаю самые обычные вопросы… Так вы решительно не хотитеотвечать ни на один?

– Сначала объясните, что происходит и что вы противменя имеете.

– Ничего, милейший Иван Игнатьевич, – заверилБестужев. – Абсолютно ничего… Штабс-ротмистр, вы же опытный жандарм. Вамникогда не приходило в голову, что наши неизвестные грабители ухитрилисьстолько времени благоденствовать, потому что им помогал кто-то со стороны?Человек, облеченный некоторой властью, имеющий доступ к секретной информации? Всамом деле, никогда? А вы на досуге попробуйте рассмотреть проблему в этомаспекте. Введите в задачу таинственного Некто, столь странным и загадочнымобразом ускользавшего от полиции, охраны, жандармерии… я бы не удивился,окажись это наш человек… Случались печальные примеры.

– Вы… – лицо у Рокицкого было совершеннобелым. – Вы на что намекаете?

– Да при чем тут намеки? – изобразил Бестужевкрайнее удивление. – Нет, в самом деле, проработайте задачу в этомаспекте. Да, это ведь вы шифродепешами подтверждали жандармскому пункту наприисках Иванихина полномочия Ефима Даника как негласного сотрудника охраны?

– Нет…

– Странно, – сказал Бестужев. – А вотПольщиков утверждает, что вы. Хотите очную ставку?

– Ну… Как вам сказать…

– Один только вопрос, Иван Игнатьевич, – мягкосказал Бестужев. – Окажись я на вашем месте, а вы на моем, вы бы мневерили?

– Да что вы несете? – прямо-таки возопил Рокицкий,окончательно и бесповоротно выбитый из колеи. – Какое «ваше место»? Какое«мое»? При чем здесь Даник и Покитько?

– Вот и я гадаю, при чем, – сказал Бестужевбезжалостно. – Нет, право же, Иван Игнатьевич, обдумайте гипотезупредателя в наших рядах. А я пока подумаю над странностями поведения иныхгоспод офицеров, выражающимися в их поведении и делах… Честь имею!