Подавшийся в разбойники капитан улыбался. Пока бергеры не отыскали награбленное, аконский епископ стерпел все выходки Ли, но присутствие Герарда превратило его в комок мерзкой ярости, не прошло и четверти часа. Как и капитана Оксхолла, который любезничал с Фельсенбургом, пока не появился ничем не примечательный адъютантик. Чтобы эйнрехтцы бросились на Глауберозе, с Глауберозе должен быть рэй Кальперадо, чтобы с Глауберозе был рэй Кальперадо, представитель Талига должен не просто заявить протест Бруно, он должен отправиться к фок Ило. С адъютантом.

Убийство парламентеров – безупречный довод, после этого только драка. У Бруно нет никакого союза с Талигом, есть подлецы, которых нужно немедленно наказать, а то, что этим же подлецам прямо сейчас мстит кто-то другой, так подлецы же! Подлецы, убийцы, выродки, белоглазые твари, против которых все средства хороши. Гибель мальчишки, которого ты учил и наконец научил, не спешиваясь, открывать ворота, это и есть средство. Победу делают из того, из чего можно, Рокэ делал, и ты сделаешь. Ты – командующий армией, а не адепт этого, как его, милосердия.

– Герард, – крикнул Эмиль, распахнув дверь, – зайди.

– Монсеньор, – адъютант щелкнул каблуками, но не улыбнулся. Неужели что-то почувствовал? – полковник фок Дахе пришел.

– Путь подождет. Садись, ты ведь чего-то хочешь? – Пусть сперва скажет, что ему нужно. Если это просьба, если Савиньяки, все четверо, в силах ее исполнить, она будет исполнена.

– Да, Монсеньор! Монсеньор… Вы ведь знаете, как на нас с Сэль… Первый маршал Талига говорил, что нельзя не делать то, что за тебя сделать некому. Вывести из себя бесноватых можем только мы с Сэль, но здесь ее нет, и она девушка. Мы с Арно и Приддом хотели на праздники пойти к Руперту, чтобы проверить, нет ли у Бруно бесноватых, но у фок Ило они точно есть. Нужно, чтобы люди Бруно поняли, кем стали их соотечественники, причем очень быстро. Руперт… фок Фельсенбург говорит, стоять и ждать нельзя, а мы должны дриксам заявить протест. Господин начальник штаба его уже написал, позвольте мне отвезти… Так, чтобы я поехал дальше, к фок Ило.

– Ты хочешь сказать, – чужим голосом уточнил Эмиль, – что берешься вывести эйнрехтских бесноватых из себя и вынудить их напасть на людей Бруно?

– Да, Монсеньор, иначе они могут сдержаться, а со мной у них не выйдет.

– Ты понимаешь, что это значит? Для тебя значит?

– Конечно. Если бы не вы и не Монсеньор Рокэ, меня бы убили еще в Октавианскую ночь вместе с мамой и остальными. Сейчас проще, ведь я пойду один… У меня было два очень хороших года. С Монсеньором Рокэ, потом с вами, я вам так благодарен… И… вы ведь меня отпустите?

– Нет!

– Но иначе может ничего не…

– Теньент Кальперадо! Я никуда вас не отпускаю. Я приказываю вам сопровождать полковника фок Дахе сперва к принцу Зильбершванфлоссе, а затем к фок Ило. Вы должны заставить бесноватых, если они там есть, проявить себя, после чего попробовать выбраться, ни на кого и ни на что не оглядываясь. Шанс невелик, но он есть, а ваши способности в этой войне слишком ценны, чтобы жертвовать ими ради совести. Вам ясен приказ?

Рокэ объяснил бы доходчивей, но он про эту кошачью совесть всё понял уже давно, а ты только сейчас.

– Монсеньор…

– Вам ясен приказ?

– Да.

– Очень хорошо, теперь пригласи фок Дахе. Что-то еще?

– «История Двадцатилетней войны»… Ее нужно вернуть Монсеньору Рокэ.

– Ты что, ее так и таскал с собой?!

– Я думал, эти знания мне понадобятся. Там так хорошо написано, особенно о маневрировании… Монсеньор, пожалуйста, не говорите, что вы позаботитесь о маме и Сэль. Это вы все равно сделаете.

– Сделаю, а ты все-таки безобразник. – Ли улыбается, и ты улыбайся! – Вспомнил о книге и забыл о Мирте. А я было решил, ты стал настоящим конником.

– Монсеньор! Мирта… Это же ваша лошадь, вы же ее…

– Плевать, что моя, ты на ней воюешь, ты о ней и должен помнить! Зови фок Дахе, книжку утром отдашь Сэц-Пуэну, пусть почитает, ему полезно.

Фок Дахе хотел умереть, так что второй разговор будет проще. И сложней, потому что бедняга не захочет тянуть с собой парнишку. Но потащит. Представитель армии Талига полковник фок Дахе… Не сходится, краплеными картами надо играть честно, так что умирать хромому полковнику генералом.

1

Флаги и розы желтого и красного воска приветствовали Капраса уже на развилке, где заметно прибавилось вояк, по случаю «парадика» вырядившихся в яркие, почти гвардейские мундиры. Дальше красота лишь нарастала. Стены поместья сияли солнечной желтизной, а вдоль по-прежнему ухабистой дороги выстроились, повторяя ныне отмененную гербовую радугу, жерди, на которых еще не высохла краска. Празднично, радостно и трогательно… Если не знать. Карло знал: Фурис не просто пересказал то, что благочестивый брат вытряс из сопровождавших его ублюдков, но и прибавил собственные изыскания. Сошлось всё, даже подвески с рубинами, судьбу владельцев которых проследил бывший писарь. В один прекрасный день бедняги с небольшим караваном выехали из Кипары и сгинули, причем непутевый наследник, на которого грешил Агас, к этому времени успел скончаться.

Спорить с очевидностью и прятать голову под крыло Капрас не собирался – Речная Усадьба вне всякого сомнения являлась рассадником охватившей две провинции заразы. Двуногое зверье следовало побыстрее перебить, однако в то, что в банде заправляет Турагис, не верилось, хоть умри. Разбойников, пользуясь простодушием и, чего греха таить, самомнением стратега, наверняка расплодил покойный Ставро с помощью пресловутых Галлисов. Миндальничать с негодяями маршал не собирался, оставалось решить, ставить ли старика в известность заранее или предъявить ему уже трупы.

Фурис настаивал на «решительных, немедленных и неожиданных действиях», отец Ипполит требовал того же, но жизнь научила Карло определенной гибкости.

«Подготовимся к самому плохому, – объявил командующий алчущим крови подчиненным, – но сохраним возможность маневра. Пьетро взялся найти доказательства, успеет – приступим немедленно, нет – подождем, не уподобляться же Анастасу!» Напоминать о призраке не понадобилось, соратники дружно опустили глаза, и только разучившийся улыбаться Агас потребовал, чтобы личную охрану Прибожественного увеличили до трех десятков ветеранов. Маршал нехотя кивнул – за свою шкуру он не опасался, но при его нынешней должности разъезжать без свиты было просто невместно – после чего заговорил о «парадике».

Для участия в затее Турагиса выделили сборный кавалерийский эскадрон, роту пехоты и пушку. Якобы для торжественности и чтобы показать стратегу, что присланные им ценности пошли на дело. Они в самом деле пошли, но если на штурм идти все же придется, холостой выстрел послужит сигналом для тех, кто под праздничный шумок окольными путями выйдет на позиции вокруг поместья. Два полных батальона под командованием испытанного Гапзиса и эскадрон легкоконных займутся заречным лагерем и его обитателями. Ламброс, если сумеет протащить свою батарею, их поддержит, а еще две тысячи человек возьмут в кольцо главную усадьбу, из распахнутых ворот которой как раз сейчас выкатывалась встреча. Очень торжественная.