Следовало спланировать передвижение и размещение, но тут я всегда блистал. Обычными средствами сняв значительную часть чёрного бюджета, я купил все билеты в разных туристических агентствах, оплачивая наличными, забронировал места в отеле «Адольфус» на липовые имена с девятнадцатого по двадцать шестое число (что несложно было сделать в докомпьютерную эпоху), используя человека из серой экономики, оказавшего немало услуг разведке и сделавшего нам троим поддельные водительские удостоверения а также проследил, чтобы всё было доставлено и ничто не было записано.

Мне также следовало и о своей карьере думать, так что я усердно работал на встречах, дополнял доклады и держал Корда в курсе относительно дел по «Павлину». Я был занят — или, по крайней мере, создавал впечатление занятого. Меня волновало, как бы Кеннеди не сделал очередной ошибки, ввергнув нас в кризис и устроив нам многие недели восемнадцатичасовых рабочих дней, пока шишки в Госдепартаменте не вырулят на дорогу подальше от всемирного ядерного пожарища. Думаю, что тем временем в середине ноября он был занят напяливанием бывшей жены Корда, Мэрилин, Энджи и ещё кого угодно, кроме покинутой бедняжки Джеки всё время, свободное от своей предвыборной кампании. Не было похоже, что у него много забот насчёт чего бы то ни было кроме своей карьеры. Этот голод его и сгубил: поездка в Даллас была строго политической и не имела ничего общего с его президентской работой.

Как бы там ни было — я продал Корду, выглядевшему мрачнее и отстранённее обычного и по всей видимости заливавшему лишнего за воротник в то время как его нос становился всё краснее и больше, что собрался в очередную поездку по «Павлину»— в этот раз, чтобы облегчить себе жизнь, на юг. Замысел был в том, чтобы пробежаться по престижным школам Северной Каролины, таким как Дюк и Уэйк Форест, а также заглянуть в университет Северной Каролины, проведя там недельку в поисках талантов. Почему-то северные каролинцы хорошо приживались в кругах престижной журналистики — наверное, потому, что будучи южанами, он не были слишком уж южанами. С моей точки зрения добраться из Раули в Даллас и обратно было куда как легче, быстрее и менее утомительно, нежели из Далласа через Кембридж.

Настал вечер, когда Лон, Джимми и я впервые встретились в качестве команды — девятнадцатого ноября 1963 года. Я взял напрокат «Джип Вагоньер», и мы втроём тронулись из «Адольфуса», роскошного отеля, залитого красным неоновым сиянием Пегаса на крыше соседнего здания «Магнолия петролеум компани» в «Патио», чтобы ознакомиться как друг с другом, так и с местом развёртывания нашей операции. Поездка удалась: Джимми и Лон сразу же уловили волну друг друга и без объяснений стало понятно, что Джимми будет человеком действия, ассистентом, правой рукой Лона. Сам же Лон будет стрелять, поскольку он художник, особенный талант, на котором всё держится. Я же управляю всем — хоть и не явно, а скорее вдумчиво вынесенными суждениями, нежели прямыми приказами. Также я организую дело с точки зрения логистики и стратегии. Настрой был отменным: как говорится, «в команде нет „Я“», и для нас троих так оно и было.

Я вёл машину, Лон был сзади (это место было ему определено на всю неделю), а Джимми сидел со мной рядом. Далласские пробки не вызывали больших затруднений. Не могу припомнить многого о той поездке в пригород: обычные признаки ранних 60х, но всё в воздухе тех лет, времени года и места выглядело как-то светлее. На это не укажешь пальцем, поскольку и слов-то таких нет (во всяком случае, у меня), но всё было менее настойчивым и бескомпромиссным, а воздух наполняло больше света. Великий Набоков облёк бы всё это в два-три слова, мне же остаётся только лепетать, нащупывая эпитеты. Всё выглядело так, словно Америка была слишком комфортным местом для основных, базовых признаков, и им следовало прийти позже, после события, которое я сконструировал: во время Вьетнама, во время великих демографических перемен, когда невежественное поколение встало на место отцов, победивших в войне. Но не сейчас, не пока ещё. Всё было мягче, светлее и тише — даже и не знаю, как донести до вас это ощущение…

Говори, память. Теперь я вспоминаю, как мы втиснулись на парковку в сорока ярдах за «Патио» и сидели в машине, привыкая к месту.

— Мы тут будем стоять? — спросил Лон. — Может места не найтись.

— Я был тут двумя вечерами, и всегда место находилось, — ответил я. — Представить не могу себе, что вечером понедельника тут будет не встать.

— Где будет другой парень, мистер Мичем? — спросил Джимми.

— Видишь переулок точно напротив ресторана? Я сказал ему занять позицию там, зайдя с другой стороны. Положим там деревянные ящики, чтобы он мог опереться. Расстояние ещё промеряем шагами, но я думаю, что тут ярдов семьдесят.

— Мне нужно там быть?

— Этот парень просто придурок, так что я не уверен как он справится. Если кто-то встретит его, если он растеряется, если будет не уверен — тебе нужно будет впрячься. Шлепок с собой у тебя?

Я имел в виду полицейскую колотушку: плоский, гибкий кожаный ремень с зашитым в него фунтом дроби. При некотором опыте можно было вырубить человека одним быстрым взмахом.

— Конечно. Он мою задницу спасал чаще, чем я помню, — ответил Джимми.

— Так вот, будет твой ход. Хлопотно, но мы не можем убивать обычных граждан. Нам нужно только вытащить Алека без шума. Ты видишь какие-то проблемы, Лон?

— У нас как в «Человеке, убившем Либерти Уэлленса»,[211]а я тут Джон Уэйн. Настоящим убийцей буду я. Должен сказать, Хью — никогда не думал, что буду в роли Джона Уэйна.

Мы рассмеялись. Нам всем нравился Джон Уэйн.

— Технически же это лёгкий выстрел со стола. Однако, я волнуюсь насчёт отклонения. Похоже, что стрелять придётся сквозь кусты.

— Если хотите, мистер Скотт, я наведаюсь сюда попозже ночью и аккуратно подстригу то, что мешается, так что волноваться не придётся.

— Отлично, — сказал я. Об этом я не подумал — и был очень рад, что всегда практичный Джимми сообразил.

— Потом наш подсадной скроется в переулке, срежет между двумя домами, свернёт направо, спрячет винтовку под мостом Сорок пятой улицы, скинет галоши, поднимется на Сорок пятую и поедет домой на автобусе. Справится он?

— Потому — то я и хочу, чтобы ты шёл за ним на расстоянии. Возможно, что в темноте он со страху свернёт у реки не в ту сторону, отчего окажется в милях от автобусной остановки. В темноте всё иначе выглядит. Ему положено было пройтись там в темноте, чтобы свыкнуться, но он настолько беспорядочный дурак, что я не могу быть уверен, сделал ли он именно так.

— За нос поведу его, если надо будет.

— Молодец, Джимми. Теперь пошли в «Патио», сядем и отведаем их маргарит.

Так мы и сделали — трое весёлых убийц, хорошо проводящих время в патио «Патио», которому в скором времени суждено было стать местом нашего преступления. Раз уж с делами этого дня было покончено, то нам оставался связующий аспект операции. Я прошёлся по текиле и заказал три водки с мартини, в чём меня поддержал Лон, хоть и бывший сторонником бурбона. Джимми потягивал пиво, развлекая нас историями своих юношеских столкновений с сержантом О`Бэнноном из пятого участка Бостона на севере города, района, бывшего скорее пригородом Дублина, нежели Бэкон-хиллом. Рассказывал он на идеальном диалекте. Вряд ли было на свете хоть что-то, в чём Джимми не был хорош.