Три проблемы чрезвычайно заботили Феофано. Первая – итальянская, которая имела две ипостаси: итальянские города-коммуны и Рим с Патримонией – все то, что имело отношение к Церкви, к высшей католической иерархии и избранию Римского папы. В первое время всерьез там не принимали ни Оттона III, ни его мать Феофано. Вторая – Западная, т. е. взаимоотношения с Францией, которая сдвинув свою границу на Маас, вовсе не считала себя удовлетворенной, т. е. не отказалась от планов по присоединению Лотарингии. Третья – Восточная, т. е. имела отношение к территориям между Эльбой и Одером, которые были фактически потеряны в ходе восстания 983 года.

Западная проблема решилась как бы сама собой. Король Лотарь, который приближался к пятидесяти годам и был исполнен самых масштабных и воинственных планов, захватив Верден по подстрекательству Генриха Сварливого, столкнулся с сильным сопротивлением, к чему не был готов. Приостановив наступление, король, не впадая в отчаяние и вовсе не намереваясь отказываться от Лотарингии, отправился в Ланн, где стал формировать более значительную армию. Готовясь к проведению съезда германских баронов в Кведлинбурге, Феофано полагала, что придется их ориентировать на большую войну за Рейном. Но к съезду пришло отрадное для императрицы известие – в Ланне, в самый разгар подготовки похода, король Лотарь неожиданно умер. В Ланне как раз находился сын Лотаря, малоодаренный Людовик Аквитанский: его за год до того отец забрал из Тулузы, где Людовик откровенно бездельничал, с тем, чтобы привлечь его к настоящему делу и таким образом подготовить к будущей власти. Намерение Лотаря было верное, но, как это часто бывает, слишком запоздавшее. На момент вступления на престол Людовик V, переваливший через двадцатилетний рубеж и вошедший в историю под прозвищем «Ленивый», ни умом, ни талантами не отличался. Войну он, правда, официально не прекратил, но прежде затеял тяжбу с Адельбероном, могущественным Реймским архиепископом. Впрочем, вскоре помирился и объявил о сборе своих вассалов для похода на Лотарингию. Вряд ли он стяжал бы какие-то лавры. Франция была избавлена от войны, которую, имея столь бездарного вождя, скорее всего проиграла бы: в Санлисе Людовик сильно расшибся при случайном падении и скоро скончался.

Король был бездетен – жену свою, Аделаиду Тулузскую, что была значительно его старше, Людовик ненавидел и через два года невыносимого брака развелся, после чего вообще избегал отношений с женщинами. Бездетность короля означала, поскольку у него не имелось родных братьев, что династия французских Каролингов пресеклась. Феофано могла вздохнуть с облегчением. Во-первых, французские Каролинги все время «кололи в глаза» Людольфингам их династической вторичностью. Во-вторых, французам предстояло избрать новую династию, а это, как и утверждение новой династии, было неизбежно связано с внутренними войнами, т. е. в ближайшее время Франции будет не до войны за Лотарингию. В самом деле, хотя собрание пэров Франции довольно быстро и единодушно избрало основателем новой династии герцога Иль-де-Франс Гуго Капета, сразу началась война с Карлом, дядей покойного короля, и его многочисленными сторонниками.

На востоке же ситуация была сложнее. Еще в 985 году Феофано назначила новых руководителей для двух марок, от которых хоть что-то осталось: Северную марку (центром которой был Бранденбург) возглавил граф Лиутар фон Вальбек (между прочим, родной дядя епископа и историографа Титмара Мерзебургского), а Мейсенскую марку – его родственник, граф Эккехард Мерзебургский. Они с трудом стали восстанавливать эти восточные форпосты Западной империи. Но Биллунгерская (на Балтийском побережье) и Восточная марки были утрачены. Проблемой, которую так и не удалось Феофано преодолеть, явилось нежелание немцев переселяться на восток. Колонизация и во времена Оттона III будет проходить крайне медленно. Только спустя век земли между Одером и Эльбой удалось заселить. Надо полагать, что проблемы в этом регионе носили естественный характер, но Западная империя, лишившись мощной буферной зоны, созданной Оттоном Великим, чувствовала себя на северо-востоке крайне уязвимо. Чувству неуверенности способствовали и формальные вассалы империи, принесшие в Кведлинбурге оммаж малолетнему Оттону III – польский и чешский князья. Мешко и Болеслав рассматривали свои обязательства перед империей как вынужденную меру, благодаря которой им удавалось избегать германского вторжения и укрепить свои молодые государства. Относительно их лояльности Феофано не обманывалась. За этими князьями следовало постоянно приглядывать и всегда быть в готовности отбить возможную агрессию с их стороны.

Вот тут-то как раз и стоило вспомнить о Руси, граница которой уже в первые годы правления князя Владимира плотно сомкнулась с восточными границами Чехии и Польши. Иметь союзника в лице Киева для Священной Римской империи означало иметь мощное противодействие амбициям Мешко и Болеслава. Это противодействие имело отнюдь не гипотетический характер. В силу своего положения и размеров своей страны правители Священной Римской империи вели политику одновременно по всему периметру своих владений и, как правило, отъезд императора в Италию, длившийся довольно долго, обычно провоцировал восточных соседей и формальных вассалов к действиям, прямо противоположным словам клятвы, даваемой при оммаже. Собственно, Болеслав и не скрывал своего интереса к Мейсенской марке, а Метко со своими войсками уже ходил к Бранденбургу. Но если эти князья имели бы постоянную угрозу вторжения в свои владения с востока от русских дружин, то их действий можно было бы не особенно опасаться и смело перебрасывать имперские войска за Рейн или на Аппенинский полуостров.

Феофано была прагматичным политиком и при том, что ей свойственен был масштаб мышления, так же ей было свойственно и внимание к деталям. Что она могла знать? Конечно, то, что при Ярополке Святославиче Киев готов был, при условии породнения с династией Людольфингов, принять официально христианство в его, так сказать, «римской ипостаси». Что в Киеве произошел переворот и что новый правитель, Владимир Святославич, погромов христиан в Киеве не устроил, – это уже было хорошим знаком. Правда, хорошим для христианства вообще, а не конкретно для Германии и Рима. Что в Червенских землях киевский князь скрестил мечи с польским князем – земли остались за Русью, вследствие чего между Русью и Польшей возникла граница и, что существенно, предмет территориального конфликта. Искусство дипломатии всегда в состоянии этот конфликт заставить вновь кровоточить. Для Феофано это был добрый знак. Как уроженка Византии, она, конечно, не могла не знать о княгине Ольге и христианской общине в Киеве. Как политик, не могла не понимать, что перед Русью стоит проблема интеграции именно в христианский мир, а не в исламский, что у Владимира Святославича нет иной альтернативы. В противном случае ничто не помешало бы новому князю в 980 году устроить христианский погром в Киеве!

Итак, альтернативы нет, и есть понимание проблемы. Но есть ли возможности для решения этой проблемы? И главное: в каком