реально было справиться, во всяком случае на время жизни самого Владимира Святославича, с внутренним сепаратизмом, но невозможно было преодолеть изоляционизма Руси в целом. Опыт Хазарского каганата ясно показывал необходимость интеграции. Собственно, то, сколь осторожно обходился Владимир Святославич с теми, кто ушел от язычества, указывает, что это было Владимиру Святославичу понятно уже при восхождении к «золотому столу киевских князей». Иначе говоря, он осознавал со всей определенностью, что придется разрывать с языческим прошлым. Но куда Русь устремится после этого? Ведь «выбор веры», это и определение исторической тенденции глобального развития.

«Болгары магометанской веры» пришли в 986 году. И это был, конечно, результат похода по Волге на Булгарское царство. И первый контакт на религиозной почве состоялся еще в 985 году во время переговоров, которыми завершился этот странный поход, в ходе которого Киевская Русь ничего не приобрела и на желанный Каспий не вышла. Очевидно в Киеве, напоровшись на неожиданно мощное государство на Волге, преграждавшее свободный путь к Центральной Азии, от этого проекта до конца не отказались. Принятие ислама облегчало это продвижение, да и в самой Центральной Азии снимались противоречия во взаимоотношениях. Единство в вере давало возможность расчитывать на определенные преференции. Волжская Булгария, в свою очередь, была крайне заинтересована в исламизации своего огромного и могущественного соседа. Агитация в пользу своей веры, надо полагать, проводилась булгарами решительно и настойчиво – они были горьким опытом научены, к чему приводит вероучительное противостояние: борьба с грозными хазарами-иудаистами шла не на жизнь, а на смерть.

Ислам отнюдь не был для Владимира Святославича, как и для всех киевлян, чем-то совершенно неизвестным; в Киеве можно было встретить много купцов из стран Азии. Да и русские купцы бывали в странах мусульманского Востока, преодолевая трудный и долгий путь через степи и Кавказские горы. Летописец в вопросе Владимира Святославича («Какова же вера ваша?»), обращенного к булгарским послам, приоткрывает то, что великий князь и его окружение детально и всесторонне прорабатывали этот вопрос. Ответ булгаров, как он оценен летописцем Нестором, мог родить в ответ только неприятие: «всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно». Впрочем, именно Нестор эту «всякую ложь» на страницах «Повести временных лет» и сохранил, надо полагать, в весьма вольной трактовке, сведя ее к всего лишь одному абзацу, содержание которого в самом деле достаточно абсурдно. «…Учит нас Магомет так: совершать обрезание, не пить вина, зато по смерти… можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых… Невозбранно предаваться всякому блуду. Если же кто беден на этом свете, то и на том». Нестор акцентирует нравственную растленность ислама с тем, чтобы показать, как Владимир Святославич, находившийся в это время в язычестве, благосклонно воспринимал это: нравственная распущенность великого князя должна была, по мысли летописца, подчеркнуть контраст его перерождения после принятия христианства.

На самом же деле булгарские послы не могли говорить такие глупости о своей религии. Во-первых, в Коране и суннах очень много, подробно и трепетно говорится о вопросах нравственности и брака. Во-вторых, конечно, суровое время и человеческая несовершенная природа наложили свой отпечаток на ислам в годы жестоких внутренних войн и породили множество «школ», которые сильно ислам исказили, но эти искажения почти не коснулись Волжской Булгарии, находившейся на цивилизационном отшибе и не участвовавшей в межмусульманских внутренних войнах. Ислам подлинный – это монотеистическая аврамическая религия, т. е. такая, которая относится к христианам и иудеям, как к Ахль-аль-Китаб, т. е. как к «людям Писания». Ислам (т. е. «предание себя Богу», «покорность») не отрицает того, что содержится в Таурате (т. е. в Торе – Пятикнижии Моисея), в Забуре (т. е. в Книге псалмов и книге пророков) и в Инджиле (т. е. в Евангелиях), хотя и отдает первенство Корану. Шариат не возбраняет и родственных отношений с «людьми Писания», в том числе и заключать браки. Об этом говорит и Никах, т. е. исламский закон о браке, который, кстати, вряд ли мог понравиться Владимиру Святославичу, который до крещения и в самом деле допускал распущенность во взаимоотношениях с женщинами. Во-первых, категорически запрещалось иметь близость с женщиной до заключения брака. Во-вторых, Коран рекомендует иметь мусульманину только одну жену и лишь в исключительных случаях – до четырех. Впрочем, такая форма полигамии является, скорее, благотворительностью, поскольку таким образом создаются социальная защита и средства к существованию для вдов.

В исламе предусмотрено наличие семнадцати обязательных для мусульманина нравственных норм, среди которых встречается и ат-тааруф (т. е. добросердечное отношение к людям, позитивная общительность), и аль-сифх (т. е. прощение), и сопряженное с этим салямаат-ас-садр (т. е. изгнание злобы из своей души), и аль-хильм (т. е. терпимость к инакомыслию), которую нельзя путать с ас-сабром (т. е. просто терпением неудобства, ситуации или боли), и многое иное. В принципе, этические положения ислама могли без особого труда прижиться в славянском мире. Сложнее было с запретами в пище, прежде всего, свинины. Причем, в Аль-Маиде (пятой суре Корана) относительно свинины запрет носит категорический характер. Свиное мясо составляло значительную часть славянского рациона – свиней разводили, а на кабанов охотились. Запрет на свинину поставил бы значительную часть населения в состояние безвыходное, на грань голодной смерти. С прочими запрещениями было проще – они (в том числе и того, что касается употребления вина) носили не категорический, а рекомендательный характер. Исламский мир уже в эпоху Аббасидов и расцвета мусульманской арабской культуры знает множество случаев и искусных приемов обхода того предупреждения пророка, что «даже первые три капли вина приводят человека к гибели». Отметим так же, что вино на Руси было большой редкостью и появлялось лишь на столах высшей знати. Пили на Руси пиво, но оно под запрет как раз не попадало. Не меньшей проблемой, чем запрет на свинину, было и соблюдение обряда обрезания.

Кстати, эти два обстоятельства возвращали славянское сознание к ненавистным временам борьбы с претензией хазаров на гегемонию – они придерживались этих же требований.

Конечно, при желании, очевидно, можно было бы эти немногие проблемы преодолеть. Как? Изворотливость человеческого ума не знает пределов и история полна примеров выдавания «белого» за «черное», и наоборот. Но именно при желании. А как раз его то, в конечном счете, у Владимира Святославича и не было.

Что, собственно, получала Киевская Русь благодаря принятию ислама в сфере своей политической безопасности и укрепления государства? Торговый путь по Волге прямо в Центральную Азию открывался тотчас и, нет сомнения, много способствовал бы обогащению Руси. Всей ли? Прежде всего – Новгорода и в целом Северной Руси. Одновременно с этим катастрофически ухудшились бы отношения с Византией и поток торговых судов, шедших через