Карма: это значит, что на душу изначально на четверть влияют элементы предшествовавшей жизни, неосуществленные желания, ошибки, раны и прочее, не перестающие довлеть над нашим подсознанием.

Свобода воли: это значит, что изначально душа наполовину сама, без всякого влияния извне, решает, как ей быть.

25, 25, 50 % – исходные пропорции. При 50 % свободной воли человек может впоследствии изменять этот рецепт. Либо он освобождается от влияния наследственности, выходя в ранней юности из-под родительской власти, либо бежит от своей кармы, отказываясь учитывать свои подсознательные побуждения. А можно, наоборот, презреть свободу воли, согласившись на участь игрушки своих родителей и своего подсознания.

Так замыкается круг. Наивысший парадокс – это когда человек во исполнение свободы воли отказывается от… свободы воли.

Долго считалось, что яйцеклетку оплодотворяет самый шустрый из сперматозоидов. Но это совершенно не так. До яйцеклетки одновременно добираются несколько сотен сперматозоидов. Добираются – и ждут, покачивая усиками.

Избранником становится один-единственный.

Получается, что яйцеклетка выбирает среди сперматозоидов, стучащихся в ее дверь, какой-то один. По каким критериям?

Ученые долго мучились над этим вопросом. Недавно была выдвинута теория: яйцеклетка останавливается на том, «чьи генетические характеристики в наибольшей степени отличаются от ее». Это вопрос выживания. Яйцеклетка не знает двух партнеров над собой и стремится всего лишь избежать близкородственной связи. Природе угодно, чтобы наши хромосомы обогащались тем, что отличается от них, а не подобным им.

В конце Второй мировой войны нидерландский врач Франц Вельдман, сбежавший из нацистского лагеря, пришел к выводу, что беды нашего мира проистекают из того, что дети недостаточно рано начинают получать родительскую любовь.

Ученый обратил внимание, что отцы, занятые главным образом работой или войной, редко занимаются своим малолетним потомством. Вельдман стал искать способ, как быстрее, желательно еще на стадии беременности жены, вовлечь отца в заботу о ребенке. Для этого подошел метод прикосновения к материнскому животу (по-гречески «гаптеин» – трогать, «номос» – закон, буквально «закон о касании»). Определенным поглаживанием материнского живота отец сообщает ребенку о своем существовании и завязывает с ним первую связь. Ко всеобщему изумлению, оказалось, что плод часто способен распознать среди многих прикосновений руку своего отца и даже льнет к ней. Самые одаренные отцы умудряются побуждать плод перемещаться от ладони к ладони. Этот метод получил распространение в 1980-е годы.

В настоящий момент гаптономия вызвала споры: стоит ли тревожить развивающийся плод? Но гаптономия, на ранней стадии выстраивающая треугольник «мать, отец, ребенок», хороша тем, что учит отца ответственности. Беременная меньше испытывает одиночество. Она разделяет свой опыт с отцом ребенка.

В Древнем Риме беременных окружали «commeres» (буквально «спутницы»). Но больше всего пристало быть рядом с матерью отцу будущего ребенка.

Общество нуждается в нарушителях правил, трансгрессорах. Для того оно и устанавливает правила, чтобы их переступали. Если все до одного следуют действующим правилам и нормам – учатся в школе, трудятся, исполняют гражданский долг, являются послушными потребителями, то общество погрязает в «нормальности» и бездействии.

Опознанные трансгрессоры осуждаются и изгоняются, но по мере развития общество учится постепенно выделять яды, чтобы в нем развивались антитела. Так оно приобретает навык перепрыгивания через регулярно возникающие препятствия.

Как ни необходимы трансгрессоры, раз за разом их приносят в жертву. На них постоянно нападают, их оплевывают, но позже другие «не такие, как все», «псевдотрансгрессоры», следуют их путем. Им, однако, легче, потому что общество успело переварить, обезвредить и даже кодифицировать их предшественников. Плоды изобретения трансгрессии достаются не тем, кто их достоин.

Но не будем заблуждаться. Даже если «псевдотрансгрессоры» добиваются славы, их единственный талант – замечать первых, истинных трансгрессоров. Тех, увы, забывают, и они умирают в уверенности, что забежали вперед и остались непонятыми.

Многие считают материнскую любовь естественным и базовым человеческим чувством. Но это совершенно не так. До конца XIX века большинство женщин из западной буржуазии отдавали своих детей кормилицам и больше ими не занимались.

Не более внимательными к потомству были крестьянки. Они туго пеленали младенцев и вешали на стену недалеко от очага, чтобы те не мерзли. Младенческая смертность была очень высокой, родители были фаталистами, зная, вероятность выживания их детей – пятьдесят на пятьдесят.

Только в начале XX века власти осознали экономическое, социальное и военное значение пресловутого «материнского инстинкта». Особенно четко проявилось его значение при переписях населения, когда выяснилось, как много детей недоедает, подвергается дурному обращению, даже побоям. Это уже представляло угрозу для будущего страны. Получила развитие информированность, профилактика, прогресс детской медицины мало-помалу привел к тому, что родительские вложения в детей приобрели эффективность: страх рано их лишиться ушел в прошлое. На повестке дня оказался «материнский инстинкт».

Постепенно сформировался новый рынок: ползунки, подгузники, соски, детское питание, детская посуда, игрушки. Приобрел всемирную популярность Дед Мороз.

Производители детских товаров сформировали посредством массовой рекламы стереотип ответственных матерей, и счастье ребенка стало современным идеалом.

Парадокс в том, что как раз тогда, когда торжествует и цветет материнская любовь, превращаясь в единственное несомненное чувство в обществе, дети, становясь взрослыми, постоянно упрекают матерей в недостаточном к ним внимании. Позднее, уже на кушетке психоаналитика, они изливают свои претензии и обиды на тех, кто произвел их на свет.

«Долг каждого – культивировать в себе радость». Однако многие религии забыли этот завет. В большинстве храмов царят тьма и холод. Литургическая музыка помпезна и мрачна. Священники одеты в черное. Ритуалы прославляют муки и соревнуются в изображении жестоких сцен. Можно подумать, что пытки, выпавшие на долю пророков, доказывают достоверность их житий.